Ну что ж, ваш путь ясен.. Вы несомненно... Плут

Ловкач и мастер на все руки, любите рисковать и ходит по краю, испытывать себя. Вы сообразительны, Хитры и невероятно ловки - поймать за хвост удачу - это к Вам Хотя зачем ловить, если Таймора и так улыбается Вам

Пройти тест

---

ДОЛБАННЫЕ БОГИ. СПАСИБО ЗА ВЕЛИКОЛЕПНЕЙШИЙ СЕРИАЛ!!!

---

Помощь храмовникам и смерть Андерса

Только сегодня я закончил перепрохождение Dragon Age 2 1.04 с DLC. Первый раз я проходил обычную версию, в которой для меня было довольно много попаболи, но в этот раз мне понадобилось буквально несколько часов в о общей сложности, чтобы пройти.

А в этот раз я вообще решил пройти почти не так, как в 1 раз. Хотя изначально я не планировал отдавать Изабеллу Аришоку, но в последствии мне вновь захотелось сразиться с ним. Скорее сразиться с Аришоком, чем сохранить Изабеллу. Не потому что она меня бесит или как-то так. Просто подумывал о свежем прохождении, которое устроил дальше)

зато, играя в очередной раз магом, я решил в самом конце поддержать храмовников, не поддержать Андерса, а потом и даже УБИТЬ ЕГО. И это при всей моей любви к этому персу. Ну он правда такой хороший и добрый же вообще, и всегда мы с ним настоящие бро, как и с Варриком. Перед самым выбором, кого мне поддерживать, я думал довольно долго, вглядываясь в монитор, но потом моя рука упала на вариант о поддержке храмовников XD А как мы перебили первую группу магов, начался разговор с Андерсом. КОТОРОГО Я УБИЛ В ИТОГЕ, и вот этот его взгляд в конце с затемнением, когда он погибает, заставил меня расчувствоваться очень сильно Т___Т Я не мог жить с этим, я перезагрузил сохранение, чтобы выбрать магов и взять Андерса с собой XD

Ну и дальше все всё знают, что было. Теперь очень хочется поскорее сыграть в 3 часть. Не знаю, что на меня нашло недавно, но я ввёл в поиске гугла Dragon age 3 trailer, хотя откуда ему там взяться-то, но я очень хочу просто)) Думаю, в 3 части мы ещё встретимся с той Искательницей, которая допрашивала Варрика, и если верить википедии, мы ещё встретимся со старыми друзьями.

Да хранит вас Создатель!

---

о нуждающихся

Я наверное буду кэпом, но всё же хочется написать.

Сегодня мне в голову пришла одна мысль, точнее, не сегодня даже, меня она интересовала уже довольно давно, но сегодня в силу определённых причин она обострилась сильнее. Это нуждающихся на улицах и попрошайках.

Короче, дело было так. Еду я сегодня в универ буквально пару часов назад. Всё спокойно, ничего не предвещало. Всем как обычно друг на друга похрен, ну в общем нормальная обстановка. Люди едут по своим делам. Внезапно совершенно в автобус вбегает какая-то тётка, которая сначала говорит "Уважаемые граждане, уделите, пожалуйста, немного внимания. Я понимаю, что я такая молодая и ходить по автобусам и просить денег...". В общем, как она рассказала, у неё есть какой-то сын, нуждающийся в операции. Она тут начала ныть, что у неё есть даже какие-то документы с собой об этом "сыне". Я на неё вообще внимания не обращал. Она начала идти по автобусу и просить денег.

Как она сама сказала, ей нужно ещё 40 тысяч рублей (10 521 гривна). 20 тысяч (5 260) она уже собрала. Кто-то ей даже дал там денег. Конечно, тут же какая-то другая тётка начала её обвинять в том, что она самая настоящая попрошайка. Та начала с ней спорить и показывать типа документы, но я не вникал, лишь слушал. К этой начавшей обвинять тётке подключилась другая. В итоге дошло до того, что эти 2 тётки говорили, что мол уже видели эту попрошайку нуждающуюся даже в метро и какой-то электричке. На этом я уже вышел из автобуса и что они ещё о неё знают, я так и не услышал. Эта нуждающаяся тётка вышла со мной на остановке. Хорошо, что ко мне лично не начала приставать.

Есть ещё другая категория таких людей, которые сидят в переходах на инвалидных креслах-каталках с баночками, в которых несколько монет. Мне вот интересно, это шутка какая-то что ли или нет? Там у них реально что ли собираются какие-то серьёзные суммы в десятках тысяч, что они продолжают этим заниматься в переходах? Всё это напоминает мне момент из фильма "Не грози южному централу", который я ещё смотрел по-моему в средней школе - www.youtube.com/watch?v=WKlh_NsvyJ4 (смотреть до конца) Неужели тут у людей в переходах такая же ситуация? XD Потому что этот момент наверняка является стёбом ко всем вот таким попрошайкам.

А кто отвозит все этих людей с место на место? Где они живут? Не верю, что где-то на улице и что они сами себя перевозят. У нас просто улицы не предназначены, чтобы калясочники сами себя перевозили. При том количестве, что их имеется в переходах, я не видел ни разу, чтобы такие люди сами ездили по улицам. Ведь каждый день в переходах всё новые и новые люди, а старые куда-то деваются. Я знаю это, потому что в силу наших перекрёстков приходится пользоваться переходами. И где все их близкие? Неужели они не получают никакой пенсии по инвалидности и их не могут определить даже в какое-нибудь специальное учреждение, если такое есть?

Я знаю, что действительно есть такие вот нуждающиеся с теми же больными детьми, но в таких случаях, когда реально нужны деньги, они подают объявление на тв, где потом в новостях их показывают. У нас есть ежедневный выпуск городских новостей, где время от времени на правах рекламы показывают объявления с такими людьми, показывают ребёнка, которому реально хреново. Внизу экрана оставляют номера телефонов или счета, куда можно перечислить деньги. Иногда даже таких людей приглашают в эти самые новости для обсуждения проблемы. Вот это я считаю реально, а всё остальное - чушь какая-то собачья. Ну такое вот у меня сложилось впечатление.

Не знаю, я наверное кэп просто)

---

"Офицер". Глава 8

Автор: Сверхпингвин
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7

Глава 8

Это был большой центральный военный польский штаб, контролирующий военную ситуацию и международные конфликты на всём восточном фронте страны. Именно здесь находился центральный офис Франка фон Вебера, шестидесятилетнего генерала сухопутных войск Германии, которые располагались на всём восточном фронте. Фридрих был в довольно хороших отношениях с ним, хотя я и представить себе не мог, что однажды придёт день, когда мне предстоит обсудить настолько деликатный вопрос с таким уважаемым в стране и вермахте человеком.
По правде говоря, фон Вебер всегда стремился к власти. Он чтил дисциплину, но, в то же время, он был ненасытен, и его главной мечтой было получить звание генерал-фельдмаршала. Конечно, в стране он был не единственным генералом рода войск, но именно он пользовался большим уважением у фюрера, а значит, заручиться поддержкой такого человека было весьма почётно. Хотя я догадывался, чем в итоге может обернуться та встреча с ним, и не прогадал. Тем не менее, у меня не было иного выбора, у меня не было вообще никакого выбора. Фридрих дал мне единственный шанс, который я не мог упустить. Риск в нашем деле велик, но оно того стило, я считаю.
Центральное управление было довольно большим и внутри. Огромный холл, в конце которого были две внушительные лестницы на второй этаж. На ступеньках были постелены ковры с интересным орнаментом. В центре холла на полу из мрамора была сделана большая свастика. Честно признаться, когда идёшь по помещению такого внушительного, величественного размера, нередко в ногах может появиться дрожь. Именно такие чувства я испытывал в молодости, когда только поступил на военную службу и впервые прошёл по одному из таких помещений в Берлине. Это было незабываемо. Что я чувствовал тогда? Уверенность в своих силах, я проникся всей серьёзностью момента. Я вошёл в это здание в чине штандартеннфюрера СС, уважаемого офицера, у меня есть семья, дети, любящая супруга. Тогда я старался не думать о том, кем я выйду из здания. Одним из лидеров нового в стране движения, либо государственным преступником, в наручниках, лишённым всякого почёта и уважения. Меня бы расстреляли в этот же день на закате, а мою семью отправили бы в один из концентрационных лагерей. Я не мог позволить этого допустить, поэтому я должен был держаться уверенно, говорить чётко и ясно, не болтать лишнего и постараться убедить генерала в своих намерениях. По крайней мере, у меня всё же были надежды на хороший исход, так как Фридрих после встречи с фон Вебером остался при звании и он всё ещё жив.
Мы поднялись на этаж, где располагался офис генерала. Здесь также были приписаны генералы и других род войск, но многие из них сейчас были в других странах на восточной границе. Фон Вебер прибыл сюда для оформления рапорта о ситуации на фронте, после чего рапорт отправлялся в Берлин, где его смотрели фюрер, рейхсляйтеры, рейсхфюрер СС и генерал-фельдмаршал. Таковы были правила нашего времени и схема была именно такая, поэтому нам с Фридрихом просто повезло застать генерала здесь.
Здесь было довольно много младших офицеров, которые при возможности приветствовали меня и Фридриха, но я не мог ни о чём думать. Я и Фридрих просто шли прямо, думая об одном и том же. Вот мы и подошли к двери секретариата, который отделял нас от кабинета генерала.
- Ну что, ты готов? Я надеюсь на тебя, сынок. Через 15-20 минут мы должны выйти отсюда с высоко поднятой головой, но это будет зависеть только от тебя. Всё в твоих руках, Марти, - подбодрил меня Фридрих.
- Я готов, да, - пытался успокоить себя я, проведя обоими ладонями по лицу, желая прийти в себя. – Да, я готов. Вперёд.
Мы вошли в приёмную генерала. Это было небольшое помещение, в котором сидели три женщины. Рядом на диванах сидели несколько офицеров младшего состава, которые мгновенно встали и поприветствовали нас, когда мы вошли.
- Всё в порядке, садитесь. Простите, генерал ожидает Фридриха фон Хоффмана и Мартина Гроссманна. Верно? – обратился к одной из секретарш Фридрих. Пока женщина рылась в записях компьютера, мы с Фридрихом снова перекинулись взглядами.
- Да, всё верно. Генерал ожидает вас, господа, проходите, - ответила девушка и продолжила заниматься своими делами.
Мы вошли в кабинет генерала от инфантерии Франка фон Вебера. Довольно уютный офис в тёплых тонах, посреди комнаты лежал овальный ковёр с интересным орнаментом, справа выходило два окна. Одно из них было рядом с дверью, и под ним стоял кожаный коричневый диван, на котором сидел полковник вермахта Андре Миллер, одетый в белый пиджак с белой рубашкой и чёрным галстуком, чёрный брюки и лаковые ботинки. С виду он казался человеком, который может совершить некий подлый поступок, он был хитёр, как лис, имея при этом ехидную улыбку, в которой можно заподозрить недоброе, но при общении моё мнение о нём поменялось.
Слева в кабинете стояло несколько стеллажей с множеством книг. В одном из них находился мини-бар. Генерал и полковник, как оказалось, любили выпивать вместе в свободное от работы время. Хотя по стране действовал указ фюрера о запрете алкоголя на рабочих местах, а нарушение указа каралось строго, генерал не принимал его во внимание. Когда ему пришла копия указала с подписью фюрера и печатью, он поджёг его, бросил догорать в стакан, а когда он бумажки ничего не осталось, он налил в стакан весьма дорогое виски и просто выпил. Из-за этого случая у многих складывалось ощущение, что он желает получить должность не только генерал-фельдмаршала. Этот случай постарались скрыть от фюрера. За молчание генерал, поговаривали, даже присуждал денежное вознаграждение. Таков был наш генерал, и прямо сейчас мне предстояло с ним встретиться лицом к лицу, чтобы обсудить деликатный во всех смыслах вопрос.
Полковник Миллер поднялся с дивана, чтобы пожать руку мне и генералу. Так как мой чин штандартеннфюрера СС был аналогичен в вермахте с чином полковника, Миллер первым делом поприветствовал генерала, а со мной он мог легко общаться на «ты», хотя он и проявлял уважение, и это мне в нём нравилось. Я тоже не стремился прямо сейчас завязать узы дружбы. Сперва нужно узнать человека. Особенно при обсуждении той ситуации, ради которой мы и пришли.
- Герр генерал, здравствуйте, прошу вас, присаживайтесь сюда. Здесь довольно уютный диван. Не желаете чего-нибудь выпить? – проговорил быстро Миллер.
- Нет, спасибо. Я просто посижу, тем более, что я всё ещё на службе, - ответил Фридрих. Он весьма спокойно относился к употреблению спиртного генералом и полковником, думая, что это просто не его дело.
- Герр штандартеннфюрер, добро пожаловать. Проходите, пожалуйста. А вы не желаете выпить чего-нибудь? Виски? – предложил Миллер мне. Вдруг я ответил.
- Да, пожалуйста, виски, если можно, - обычно я никогда не употреблял на службе, но это желание возникло совершенно внезапно. Просто мне нужно было чем-то смочить своё пересохшее горло.
- Вот! Вот это уже по-нашему, сразу видно, что свой человек. Вот, пожалуйста, герр штандартеннфюрер, - Миллер налил мне немного и я быстро выпил. Генерал сидел за своим внушительным столом, покуривая и роясь в документах.
- Значит, вы и есть тот самый СС-овец Мартин Гроссманн, которого недавно перевели в «Плашув», - генерал обратился ко мне и посмотрел на меня, откинувшись назад в своём офисном кресле. – Что ж, приятно познакомиться. Как я понимаю, Фридрих рассказал вам, зачем я хочу вас видеть, - продолжил он и встал со своего места, обошёл стол и встал почти передо мной, присев немного на переднюю часть стола.
- Так точно, герр генерал. Генерал-майор сообщил, что вы хотели меня видеть и обсудить со мной некий важный вопрос, - в стойке «смирно» ответил я фон Веберу.
Генерал осмотрел меня внимательно, продолжая покуривать свою сигарету. Я стоял смирно, почти не двигаясь. Всё-таки, говорил не с бродягой на улице, а мои нервы были на пределе. Генерал продолжал молчать, прищурив взгляд, а затем обратился к сидящим на диване Миллеру и Фридриху.
- Что скажешь о нём, полковник? Он подойдёт нам? Как считаешь? – в этот момент генерал своей фразой заинтриговал меня, но я продолжал не подавать особого вида, хотя и желал высказаться.
- Считаю, что да, герр генерал. Тем более, что герр генерал-майор очень лестно отзывался о герре Гроссманне, - ответил Миллер.
В этот момент мой взгляд упал на Фридриха, на чьём лице читалась небольшая то ли ухмылка, то ли улыбка. Тогда я так и не понял, но я понимал, что меня будет ждать сейчас довольно интересный разговор и весьма интересное предложение.
- Садитесь, герр Гроссманн, пожалуйста. Нам нужно с вами поговорить, - предложил мне присесть фон Вебер на стул перед своим столом, и я с радостью сделал это. Генерал тоже решил присесть.
Во всех кабинетах высшего военного состава страны находились подслушивающие устройства в самом кабинете и в телефоне. Эта мера была принята ещё очень давно, а в интересах подавления возможных антинацистских выступлений было решено скрывать местонахождение устройств. Телефон прослушивался, а найти небольшое устройство в кабинетах было делом практически безнадёжным, особенно с развитием нано-технологий в стране. Вся информация о телефонных переговорах, что на стационарных телефонах в офисах, что на мобильных, передавалась в управление внутренних расследований в Берлин и в отдел службы безопасности того здания, откуда поступил тот или иной звонок. Если звонок шёл с мобильного телефона офицера, который находился за пределами здания, информация через сеть передавалась в ближайший отдел управления концентрационного лагеря или военного штаба в воинской части страны.
С этим было очень строго. Однако, конечно, всё это не касалось личных встреч, когда нет ни подслушивающих устройств, ни телефонных переговоров, вероятность прослушивания была крайне мала. Конечно, здесь можно было дойти до абсолютного фанатизма, при котором подслушивающее устройство надо ставить на улицах, дома, в магазинах - в общем, на каждом сантиметре. В Берлине таким фанатизмом не страдали, но нынешние меры вполне попадали под общепринятый воинский устав и здравый смысл. Это было правильно и логично, да и мятежных выступлений в стране не наблюдалось с момента «Заговора генералов» при попытке покушения на Гитлера.
Франк фон Вебер, конечно, не желал, чтобы его разговоры в кабинете подслушивал кто-то на стороне, поэтому он не пожалел денег и нанял группу техников с самым современным оборудованием, чтобы найти подслушивающее устройство. Проведя трудную работу, техники показали генералу каким образом можно глушить это устройство. Это стоило денег, но в итоге, оно того стоило. Он мог включать устройство и выключать его, когда вздумается. Теперь мы могли спокойно общаться в его кабинете.
- Итак, герр Гроссманн, до меня дошли сведения о ваших планах, которые вы намерены осуществить. Фридрих мне рассказал, что, борясь за свободу людей, если их можно так назвать, в лагерях, вы намерены свергнуть нынешнюю власть в стране, положить конец угнетению человеческих прав, войти в Берлин, взять под контроль Рейхстаг, парализовать правительственные организации и ликвидировать СС и гестапо. Всё верно? – быстро проговорил генерал, пристально смотря на меня.
- Да, в общем-то, всё так, герр генерал, - спокойно ответил я.
- Что скажешь об этом, Миллер? – спросил фон Вебер полковника.
- Довольно интересно предложение, герр генерал, но как и с помощью чего герр Гроссманн собирается реализовывать свои планы? – ответил Миллер.
- У вас есть план, герр штандартеннфюрер? У вас есть финансы, соратники, кто-нибудь ещё уже поддержал вашу идею? – продолжил генерал.
- Только генерал-майор Фридрих фон Хоффман, герр генерал. Он выслушил меня вчера и понял мои намерения, - ответил я.
- Вы понимаете, что это слишком опасная операция? – он встал со своего места и медленно подошёл к окну. – Я хочу вам сказать, герр полковник, вы можете заручиться поддержкой хоть генерал-фельдмаршала, но вам не удастся сделать и шага, если вы не заручитесь поддержкой обычных солдат, которые служат на благо своей страны. Они все давали клятву верности фюреру. Всё, что они имеют, они заработали своим трудом, трудясь под тем флагом, под которым находится наше управление. Один солдат слабее генерала или фюрера, но имея армию, ни один генерал-фельдмаршал не сможет остановить её, если люди движимы одной идеей. Кроме Фридриха, меня, полковника Миллера и вас, Мартин, в этой стране вряд ли кто-то будет движим одной идеей. Если мы сейчас с вами выйдем на улицу и закричим в голос о справедливости, частности, морали, праве и достоинстве, если на виду у всех вы начнёте расстреливать национал-социалистический флаг, обычный рядовой может схватить вас за шиворот и поволочь по земле к стенке, у которой он же будет иметь полное право расстрелять вас и всех нас. Потому что он движем иной идеологией и потому что он верен своей клятве и своему делу. Для него вы в миг становитесь предателем, врагом государства. Понимаете? – посмотрел генерал на меня. Я сидел и просто молча слушал его слова. Он был прав. – Нет ничего сильнее толпы, поэтому в этом важнее всего заручиться сперва именно ею.
В кабинете наступила гробовая тишина. На долю секунды я перестал верить в успешный исход нашего плана. Генерал был абсолютно прав.
- Но я могу предложить вам кое-что, герр полковник, - продолжил генерал. – В Берлине об этом ещё не знают, но солдаты вермахта и некоторые офицеры начинают выражать крайнее недовольство нынешним положением ситуации на востоке. Военные столкновения не прекращаются, как вы знаете. Это может послужить идеальном поводом, чтобы привлечь солдат вермахта на свою сторону, господа. По крайней мере, такая информация у меня есть из воинских частей сухопутных войск, - закончил генерал.
- Всё верно. Недавно я инспектировал крупные воинские части на восточном фронте. Не в официальной беседе, но я слышал, что там солдаты и некоторые командиры были настроены весьма радикально по отношению к нынешнему руководству страны. Это было бы очень удачным поводом, чтобы подтолкнуть их к нужным действиям. Нужно лишь дать сигнал «сверху», то есть, ваш сигнал, герр генерал, - заявил Миллер.
- Что вы на это скажите, Мартин? – с улыбкой спросил меня фон Вебер. Я посмотрел на Фридриха. Его взгляд был серьёзным и сосредоточенным. Я ответил:
- Что вы хотите взамен, герр генерал? – вдруг спросил я его. – Ведь мы оба знаем, что вы не по доброте душевной захотели мне вот так просто помочь. Я знаю, чего вы хотите. Вы хотите пост военного министра в стане, ведь так? Вами движут убеждения борьбы за власть, и не более. Вам всего лишь нужно войти в Берлин, стать у власти. Вы говорили мне про убеждения, но у нас с вами они разнятся. Нет совершенно никаких гарантий того, что вы и ваши люди смогут сохранить жизнь сотням военнопленных в лагерях, когда вы будете двигаться к своей цели, - ответил я фон Веберу.
Генерал явно не ожидал такого развития событий. Его улыбка сменилась на серьёзное лицо. Это неудивительно, ведь я только что прилюдно обвинил его в том, что им движет лишь влияние и власть. Тем не менее, он был рад услышать это в лицо, так как понял, что имеет дело не с «тряпкой».
- С вами приятно иметь дело, Мартин. Я вижу, что вы тверды, внимательны и всегда следуете своим убеждениям. Несмотря на ваши слова, я был рад услышать это, поэтому хочу предложить вам одну сделку.
- Что вы хотите предложить? – спросил я.
- По окончанию кампании мы оба прекрасно понимаем, что во главе государства, скорее всего, встанете именно вы. Идея была не моя, поэтому я не требую большего. Я с глубоким уважением отношусь к вам и вашим планам. Я убеждён, что мы сможем сработаться вместе. Я хочу дать вам возможность исполнить ваш замысел. У вас будут люди, которые смогут пойти на Берлин, у вас будут абсолютно все гарантии того, что солдаты вермахта оставят в живых военнопленных. У вас будет возможность создать свой кабинет министров в ходе этой кампании, у вас будут финансы, руководителем всей операции будете именно вы. Взамен я хочу пост военного министра страны. Мы оба сможем осуществить свои планы. Только так мы сможем добиться того, чего хотим. Пусть я генерал рода войск, но вы - прирождённый лидер, герр штандартеннфюрер. И мне было бы очень приятно сотрудничать с вами, - заявил фон Вебер.
Я встал со своего места и решил закурить, подойдя к окну. Фридрих тоже встал, решив посоветоваться со мной.
- Что скажешь? – спросил он. Я просто стоял и выкуривал свою сигарету. Я стоял совсем немного, затем выбросил недокуренный окурок в окно. Повернулся лицом к кабинету, прошёл на его середину, повернулся лицом к фон Веберу и заявил:
- Генерал… Я думаю, что мы с вами… не договоримся, - коротко ответил я. Генерала явно разозлил такой исход переговоров.
- Хм, что ж. Это было весьма неожиданно и крайне разочаровало меня. Прежде, чем вы уйдёте, я хочу уточнить. Ваша семья находится в Берлине, ведь так? Просто когда за ними придут, нам нужно будет знать, в какой лагерь их отправить после расстрела главы их семьи за антигосударственные настроения и попытку личной угрозы генералу в случае отказа содействия.
В тот момент меня хватила жуткая дрожь по всему телу. Руки сжались в кулаки, а на лице я старался держать себя в нормальном состоянии. Этого я и боялся. В случае моего отказа в содействии могла пострадать моя семья, но работать с таким человеком… Зачем устраивать государственный переворот, убирая с власти безумцев, если на их место может прийти ненормальный, жаждущий влияния и денег? Но рисковать семьёй я не мог. Я провёл ладонью по лбу, посмотрев в окно.
- Что вы решили, герр штандартеннфюрер? – ещё раз спросил меня фон Вебер. Я повернулся к нему лицом, смотря прямо в глаза…
Дверь распахнулась мгновенно и также мгновенно захлопнулась. Я и Фридрих вышли из кабинета фон Вебера после этих тяжёлых переговоров. В секретариате на нас и наше состояние сразу же обратили внимание. Я шёл невероятно быстро, чтобы поскорее покинуть двери этого здания. Я ответил: «Да».
На улице Фридрих постарался остановить меня и успокоить, хотя я не мог сдерживаться. Этот ублюдок поставил меня в сложное положение и начал диктовать свои условия. С другой стороны, генерал был прав. Только так я мог получить хоть какую-то поддержку со стороны людей, которые готовы взяться за оружие хоть сейчас. Но мне нужно было время, чтобы успокоиться и прийти в себя.
- Да уж, честно говоря, я не ожидал, что всё пройдёт именно так, - сказал Фридрих, посматривая на окно офиса фон Вебера. – Ты как, Марти?
- Не знаю, что и сказать. Обиднее всего то, что теперь, что бы я ни делал, любой знающий может использовать мою семью в качестве защитного варианта себе же. Ты слышал, что он говорил? Руководитель… На самом деле, я в жёстких рамках, потому что не могу дать в обиду Эмму и детей, Фридрих, - резко ответил я. Я достал свой портсигар, чтобы закурить ещё.
- Что будем делать? – спросил Фридрих. Немного погодя, постояв на улице, передохнув и попытавшись прийти в себя, я ответил:
- Нужно немедленно доставить мою семью из Берлина сюда и спрятать, Фридрих, - сказал я. – Это приказ, - резко и неожиданно ответил я. Фридрих лишь кивнул мне в ответ.

@темы: Творчество

---

Просто охереть. Наткнулся на тв на передачу, куда пришла тётка с ростом 171 см, но весом 25 КИЛОГРАММ О_О То есть чистая такая анорексичка, пиздец просто.

Показали видео с ней, это реально просто ходячий скелет, покрытый кожей. Я не знаю как такие люди живут вообще. Я просто увидел её в движении, просто ну не знаю, чуть в обморок не рухнул, ну ПРОСТО ВООБЩЕ ЖЕ. АААА. Отвратительно

---

13.02.2013 в 10:35

Пишет  Melody Keane:

Очаровательно))
Занимаюсь сейчас поиском работы. Заполняя анкету на одном из сайтов, наткнулась на вот такую картинку...


Вот не знаю, что хотел сказать автор: то ли, что люди без детей гуляют сами по себе, как кошки, то ли, что нелюбители детей часто любят котиков... то ли просто сам котиков любит Но насчёт меня - в точку попал, есть у меня кошка, которую я очень люблю))

---

"Офицер". Глава 7

Автор: Сверхпингвин
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6

Глава 7

Если бы мне когда-нибудь сказали о том, что генерал-майор вермахта ответит «Хорошо» на предложение начать в стране государственный переворот, я бы в жизни в это не поверил и, скорее всего, признал бы того, кто это сказал, врагом государства за антиправительственные настроения. Но этот день настал, а точнее - вечер. В тихий тёмный вечер ноября в довольно уютной комнате в Польше офицер СС принял поворотное для всей страны решение – начать гражданскую войну.
Нам предстояло сделать то, что до нас уже пытались сделать в 1944-м году во время «Заговора генералов», однако тогда Адольф Гитлер сумел выжить, и власть не перешла в руки мятежников. В этот раз никакой осечки не должно было быть. Тем более, что намечалось не просто тихое покушение на главу государства и, если повезёт, приближённых к нему рейхсляйтеров. На этот страна должна была познать всю накопившеюся боль и ненависть тех, кто пытался скрывать свои истинные чувства все эти годы, как и я. Планировалось широкомасштабное военное выступление против тех, кто так любит унижать, доставлять боль и страдание невинным жизням, превращая всё это в обычную забаву и развлечение, «убивание времени», чем ранее любил заниматься Адриан Рот. Даже не знаю, поддержал бы он меня в то время или отвернулся. Всё же после его смерти я пытался себя заставить поверить в то, что он бы понял со временем, каким ужасным пыткам подвергаются обычные люди, такие же, как и мы, ничем не отличающиеся.
Однако не всё сразу. Наш разговор с Фридрихом был лишь первым, самым начальным, корневым этапом всей операции. У нас не было не достаточного количества сторонников, а переманить людей, заставить поменять своё мнение и, по сути, заставить пойти на войну «брат-на-брата» было делом очень сложным. Нам предстояло очень много дел, но близилась зима, которая обещала быть очень холодной. Предпринимать что-либо в таких условиях было бы чистой воды самоубийством.
Привлечения одного лишь Фридриха было мало. К счастью, он имел большое влияние в генеральских кругах вермахта – харизматичный, умный и расчётливый. Стоило ожидать, что со временем он сможет добиться того, чтобы мои предложения и соображения выслушал кто-либо ещё в высших военных чинах. Однако пока нам стоило залечь на дно, никто не должен был ни о чём подозревать. Особенно рисковать не имел право я. Моя семья всё ещё находилась в Берлине, и если бы меня раскрыли в тот вечер, ночью их бы уже расстреляли, а трупы закопали где-нибудь за городом так, что никто бы никогда их не нашёл. Что ещё хуже – ссылка в один из концентрационных лагерей. Я не мог допустить этого, поэтому сначала я должен был разобраться с этой проблемой.
- Ты согласен помочь мне? Почему? – с недоумением спросил я у фон Хоффмана, который дал своё согласие без какого-либо промедления. В тот момент я почувствовал невероятную радость и облегчение. Это был первый человек, который смог меня выслушать.
- Ты только что слышал минуту назад о том, о чём я тебе говорил. Безумная война, конфликты, кровь, смерть, крики, мучения, разрушения и боль. Я простой генерал, который уже практически отслужил своё и отжил, Мартин. Свои последние годы жизни я хочу провести в спокойствии со своей семьёй, детьми, внуками. Я хочу это сделать без чувства того, что в один прекрасный момент на мой дом может упасть бомба. Я хочу включить вечером телевизор и услышать радостную приятную весть. Знаешь, что говорят мои внуки, включая вечером телевизор в наши дни? – продолжал Фридрих, а я пристально смотрел ему в глаза в этот момент. Мы решили с ним немного выпить. – Мой внук говорит, что когда вырастет, он отправится служить в лагерь, чтобы убивать врагов народа. Ты представляешь? – он смотрел в окно и сделал ещё один небольшой глоток вина. – Неужели именно так должны расти наше будущее?
- Мои дети, к счастью, никогда не говорили мне подобных слов. Но ты попал в самую точку, когда сказал, что на твой дом может в любой момент упасть вражеский снаряд, - продолжил я беседу.
- А все эти простые работяги, старики и дети, попавшие в плен в результате нескончаемых международных конфликтов. Почему кто-то должен решать здесь, на этой территории, огороженной электрифицированными изгородями длинной 2,5х2,5 километра, кому жить, а кому умереть. Люди забыли жизнь, - закончил он и сделал ещё один глоток. Так мы сидели с ним в тишине около минуты или двух.
- Мне нужно вывезти семью из Берлина, Фридрих, - прервал я нашу с ним тишину. Он мгновенно сосредоточился на том, о чём я ему хотел сказать. – Я не могу ничего предпринимать, пока их жизни находятся под угрозой, и если что-то пойдёт не так… - Фридрих прервал меня.
- Успокойся, Мартин. В Берлине есть мой человек, доверенное лицо. У него есть доступ к информации, связанной с твоими женой и детьми. Я немедленно вышлю ему запрос о том, чтобы он смог разузнать о них всё, тогда и решим, что делать. До этого момента с ними ничего не произойдёт, да и с нашими планами тоже, потому что мы ещё не начали действовать. Пока что ложись и отдыхай, мне уже пора возвращаться, - он одел свою фуражку, пальто. Мы с ним обнялись на прощанье, и он направился к выходу. – И да, а играешь на скрипке ты всё-таки просто виртуозно, - оглянувшись, проговорил он. Я улыбнулся на его слова. – Спокойной ночи.
Я выглянул в окно в своей комнате, взглядом провожая автомобиль Фридриха. Было чёткое ощущение того, что сегодня прошла целая вечность с момента восхода солнца и его заката. Решение принято, а что будет дальше – покажет время, и Фридрих даст мне знать, когда настанет пора действовать. До этого времени я должен буду заниматься своими обычными обязанностями в «Плашуве».
Яркие, ослепляющие прожектора освещали ночной лагерь под чистым открытым небом. Луна в этот вечер светила так ярко, что казалось, будто на территории лагеря не нужно вообще никакого освещения. Это была настоящая полная Луна, какой я ещё не видел никогда в своей жизни, она по-настоящему ослепляла меня. В тот вечер я просто стоял в своей комнате у окна довольно продолжительное время и просто смотрел в окно, не думая ни о чём. За последние несколько дней у меня накопилось столько мыслей, было пережито такое количество непредвиденных событий, было совершено столько дел, что я просто-напросто устал о чём-либо думать. Единственное, что я хотел бы сделать - это оказаться далеко за пределами реальности, а главным помощником мне в этом был лишь сон. К сожалению, сон проходит для человека мгновенно, практически за долю секунды, когда он засыпает и просыпается утром. И лично мне бывает крайне грустно от того, что с утра я могу проснуться и не увидеть какое-нибудь сновидение, хорошее, радостное, приятное, которое одновременно со всем этим увеличило бы моё пребывание в спящем состоянии.
Теперь мои ночи должны будут проходить ещё хуже, чем когда бы то ни было. Не имея своего отдельного загородного дома в тишине и покое, без тёплого домашнего очага, без приятных и нежных объятий Эммы. Здесь, в Польше, я мог довольствоваться только лишь такими унылыми вечерами и ночами, посматривая в тихую, светлую от прожекторов ночь. Это может быть похоже на парадокс, называйте, как хотите, но всё это было лишь от того, что в «Плашуве» я боялся лечь спать и увидеть очень нехороший сон о судьбе своей семьи вдали от меня. Таков уж был я. Кому-то может показаться, что я был слишком чувствительным, тем не менее, это была моя жизнь и мои чувства.
В тот вечер я ещё долго не мог заснуть, пытаясь провести время за игрой на скрипке. Спать я лёг только около двух часов ночи, а вставать мне нужно было в семь, чтобы быть готовым к очередному утреннему построению. Я лёг спать и моментально проснулся.
В то утро я сходил в душ, побрился, привёл себя в порядок. Открыл окно в своей комнате, чтобы ощутить свежее тихое утро. До того, как Фридрих должен был сообщить мне, как действовать дальше, я должен был заниматься своими обычными обязанностями в лагере. Скоро должен был прибыть новый транспорт с военнопленными, поэтому в течение нескольких дней планировался крупный медосмотр всех заключённых в лагере, а по приказу из столицы от тех, кто не в состоянии работать на территории «Плашува» необходимо было избавиться, или, проще говоря, устроить ту самую чистку, которая планировалась в «Берлине». Сегодня, как и обычно, было довольно прохладно. На улице в лагере было довольно грязно, поэтому я надел свои сапоги, а поверх своей СС-овской формы плащ. Пора было выйти на улицу.
Наш лагерь был похож на небольшой завод, на котором что-то могло бы производиться. Здания были построены из белого и красного кирпича, повсюду проходили линии электропередач, труба котельной, которая возвышалась над лагерем, создавала своим видом особое впечатление. Кое-где были небольшие улочки. Проще говоря, стандартная промышленная рабочая территория, но это только с виду издалека. Зайдя на территорию лагеря, вы первым же делом можете увидеть шлагбаум, где проходил главный въезд в лагерь, с табличкой «Halt!». По бокам стояли две будки с надсмотрщиками, имевшими при себе винтовки, а третий был с немецкой овчаркой, который осматривал периметр. Две высотные башни возле главного въезда, две башни на главной площади и ещё одна башня на другой, противоположной от стороны главного въезда, стороне. Осенью и зимой здесь создавалось ещё более мрачное, чем обычно, впечатление. Зачастую оно создавалось той серой атмосферой, создаваемой поздней осенью и зимой.
В таких лагерях зима проходила особенно плохо. Сейчас наступал декабрь, но заключённые имели в своём распоряжении из тёплой одежды только лишь одну телогрейку на одного человека. Иногда одна телогрейка делилась между тремя или четырьмя людьми. Те, кто переживал страшные суровые морозные зимы, в которых время от времени морозы поднимались до -35 градусов, а в некоторых местах даже выше, были настоящими везунчиками. Некоторые офицеры СС и гестапо не осмеливались выходить на улицу в такие морозы, а пленные не имели права на отдых, работая в таких условиях почти полдня. Естественно можно и не догадываться даже о том, чем это всё очень часто заканчивалось. Тех, кто не мог ходить, отмораживая нижние конечности, так и оставляли на улице даже после отбоя, когда лагерь ложился спать. Наутро пленного или нескольких обнаруживали мёртвыми, но ничего серьёзного, конечно, солдаты не предпринимали. Из их уст выходило лишь несколько шуток, после которых они направлялись обычно в здание погреться - посмотреть телевизор или просто послушать радио. В начале своей службы я и сам любил делать это, а трупы убирать просто ненавидел, хотя наши «уборки» также проходили с забавами и шутками над уже давно умершими пленными. Для таких смертей в моём раннем лагере просто вырывалась эскалатором очень глубокая яма где-нибудь подальше от лагеря, куда все эти трупы просто-напросто выбрасывались. Бывали и такие случаи, когда кое-кто мог так и не закончить своё существования в морозную ночь на улице, с утра подавая признаки жизни, но их частенько отводили в подвал, устраивая газовую камеру или устраивая ещё какое-нибудь для себя развлечение. Особо ленивые солдаты просто выстреливали из своих пистолетов на месте, убивая жертву. Люди и так страдали и рисковали каждый день пребывания в лагере 365 дней в году, а зимой, во время холодов и более сильного голода, ещё сильнее.
Во время своей молодости я побывал однажды и на публичных зимних наказаниях, когда провинившихся за что-то, что не понравилось бы нашему тогдашнему шатндартеннфюреру СС Томасу Гайслеру, ныне являющемуся имперским руководителем Внешнеполитического управления страны, раздевали наголо и привязывали руки стальным тросом к каким-нибудь железным столбам, к любым первым попавшимся. Их руки обвязывали вокруг столба таким образом, что обнажённое тело пленного в итоге лежало на снегу, а в качестве меры профилактики их могли облить небольшим ведром с холодной водой в качестве добавления к уже состоявшемуся наказанию. Мало того, что на улице в этот момент было невообразимо холодно, со временем кожа пленных портилась настолько, что у некоторых могла потрескаться до крови. Позже солдаты и офицеры отправлялись в управление, где за игрой в карты и горячим шоколадом наблюдали за теми мучениями, которые испытывали на себе провинившиеся заключённые. Если наказание проходило под вечер, примерно перед отбоем, на ночь некоторые надсмотрщики спускали своих овчарок с цепей, подпуская их к привязанным пленным. Собак в некоторых лагерях не слишком жаловали едой, хотя и кормили как полагается, но всё же сами псы практически никогда не отказывались от такого свободно доступного мяса, но они не убивали пленных, лишь немного грызли, а затем возвращались обратно. Во время патрулирования лагеря на поводке надсмотрщика, овчарка могла даже иногда и помочиться на какого-нибудь пленного, на что какой-нибудь солдат мог просто посмеяться и сплюнуть вдобавок на заключённого. Я сам ходил в парах патрулировать лагерь во время начала службы, поэтому лично присутствовал при этом.
Кроме этого, у нас применялись меры по высечению заключённых, когда их раздевали по пояс, руки привязывали с обеих сторон в разные стороны к столбам, а затем на лютом морозе начинали высекать кнутом. Если бы раны просто оставались ранами, но вы и сами понимаете, как неприятно может быть даже от не самой большой раны, когда при этом выходишь на холод. Раны на спинах пленных при таких условиях зим должны были просто гореть, жечь. Так и было, потому что со временем некоторые теряли сознание от такой процедуры. Резкое перехватывание дыхания, мороз и огонь в открытых сильных ранах на спине давали о себе знать.
В нашем лагере тоже стояли специальные столбы, на которых можно было привязывать пленных для высечения. И, скорее всего, в эту зиму кто-нибудь из 200 пленных мог бы оказаться между этими двумя холодными столбами.
Постоя некоторое время на крыльце в то утро, я решил, что пора начинать утреннее построение. Хайнрих тогда уже тоже проснулся, поэтому отдал приказ о подъёме заключённых. Загудела сирена, которая гудела ещё в тот вечер, когда я приехал в лагерь и решил устроить вечерний осмотр заключённых. Пленных выгоняли из зданий очень быстро и построили практически мгновенно. 200 человек – это совсем небольшое количество заключённых, которое была в лагерях страны, однако с таким количеством людей можно было начинать строить наши с Фридрихом будущие планы.
- Герр полковник, заключённые построены, - сообщил мне Хайнрих.
- Хорошо, пора объявить им всем, что скоро в лагерь прибудет новый транспорт с заключёнными и сообщить о том, что скоро будет проходить медицинский осмотр, - ответил я, осматривая взглядом заключённых. – Заключённые, внимание! – с рёвом вырвалось резко у меня, - на следующей неделе в лагерь прибудет новый транспорт с военнопленными, поэтому в течение ближайших нескольких дней в лагере будет проходить чистка состава и медицинский осмотр тех, кто в состоянии остаться здесь. Дети должны будут быть вывезены из лагеря! – коротко и понятно объяснил я всем. В этот момент проверка номеров пленных продолжалось.
- Вижу, вы вчера вечером хорошо отдохнули, герр комендант, - тихо и с улыбкой сообщил я Хайнриху.
- Как вы догадались, герр полковник? – с недоумением спросил Штефан.
- Аромат женских духов, да? Или вы сами решили сегодня с утра так явиться на осмотр лагеря? – ответил я. Кажется, что Хайнрих почувствовал себя очень неудобно, однако я не стал на него давить и всячески грозить, хотя по-настоящему я должен был отправить в Берлин рапорт о ненадлежащем виде офицера СС, в котором он явился на рабочий день. Мы с ним продолжали о чём-то беседовать весьма хорошо, и в какой-то момент этот разговор напомнил мне Адриана Рота и утренние осмотры, которые проходили в его компании. Я вспомнил о нём, на секунду задумался, но внезапно нашу беседу прервало сообщение.
- Герр полковник, герр комендант, двоих заключённых не хватает, - сообщил мне роттенфюрер.
- Обыскать местность, взять под контроль 30 километров вокруг лагеря, сообщите в контрольный пункт, отправьте им фото, пусть задействуют свои силы. Раздать поисковому отряду фотографии из досье беглецов по соответствующим номерам! Запереть всех заключённых в их жилых помещениях и не выпускать до поимки беглецов! – резко на весь лагерь скомандовал Хайнрих. – Далеко им не уйти, герр полковник.
- Это точно, Штефан, - продолжил я. – Ведь дальше вокруг нашего лагеря идёт минное поле. Оно не проходит только на территории транспортной дороги, ведущей сюда. Либо они будут пойманы, либо мы найдём их мёртвыми, - закончил я. В тот момент я подумал, что это были первые кандидаты на публичное высечение кнутом, мой взгляд тогда сразу бросился на те столбы, возле которых это всё и происходило бы.
- Служба безопасности должна немедленно предоставить материалы видеозаписи. Как они смогли обойти охранную систему и не попасть в поле зрения камер?! – продолжал кричать Хайнрих.
Я почувствовал, что у меня в кармане завибрировал телефон. Я достал его, чтобы прочитать СМС, которое пришло от Фридриха. Он пишет, что ждёт меня в Кракове со срочным делом. Я прекрасно понимал с каким, поэтому должен был немедленно покинуть расположение лагеря, однако в связи со сложившейся ситуацией я не мог просто так взять и уехать, тем не менее, я должен был рискнуть. Тем более, что я старший офицер по званию и даже Штефан Хайнрих не имел права останавливать меня, если я что-либо решил.
- Герр полковник, герр комендант, это случилось здесь, - один из надсмотрщиков показал нам то место, где это случилось. Это был подкоп под электрифицированной изгородью, довольно большой. Когда этих ребят поймают, то не ограничатся только лишь высечением, подвал в тот момент пустовал… Но это были всего лишь простые люди, жаждущие свободы, и ради будущего таких же обычных пленных по всей стране я должен был немедленно уехать из лагеря, чтобы встретиться с Фридрихом в Кракове.
- Герр комендант, меня срочно вызывают в военный штаб Кракова по одному неотложному делу. Я доверю вам командование и свои полномочия во время моего отсутствия в лагере, поэтому принимайте любые меры по поимке беглецов, какие сочтёте нужным, а если к моменту поимки я ещё не вернусь, отдаю вам приказ о том, чтобы… как можно строже наказать нарушителей. Вы всё поняли, герр комендант? – заявил я Хайнриху.
- Так точно, герр полковник, будет исполнено! – ответил он чётко, и я решил незамедлительно направиться в путь.
Поездка оказалась не слишком долгой, и меня довезли до центрального управления военного командования Кракова, где я должен был встретиться с Фридрихом. Мы припарковались, у входа в здание я увидел стоящего Фридриха, который встречал меня со своей очень милой улыбкой.
- Фридрих! – поприветствовал я его.
- Мартин, дружище, - он тоже по-дружески обнял меня. – Вижу, ты не стал задерживаться, но это к лучшему.
- Двое пленных сбежали ночью из лагеря, там сейчас все подняты на уши в поимке, и я не хочу задерживаться здесь. Хочу вернуться до того, как их поймают и отдадут приказ о казни, - сообщил я шёпотом Фридриху, встав к нему почти лицо к лицу. Он кивнул мне в ответ.
- Да, и я тоже хочу, чтобы ты вернулся. Мартин, сейчас мы отправимся к… - сзади нас прошли два военнослужащих, которые поприветствовали нас стандартным нацистским жестом, и пошли дальше. – Мы пойдём к Франку фон Веберу.
- К обергруппефюреру Рейха, ты с ума сошёл, кому ты рассказал обо всём? – он резко прервал меня.
- Послушай ты лучше, - он посмотрел влево от меня, а затем снова повернулся лицом ко мне. – Сначала выслушай то, что он тебе скажет, а затем ты решишь, правильно ли я поступил или нет. В конце концов, выбора у нас нет, поэтому просто выслушай его, Мартин.
Фридрих вошёл в большое красивое, выполненное в старом стиле, здание, а я, оглядевшись по сторонам и вздохнув поглубже, через несколько секунд направился на встречу своей судьбе и судьбе многих тысяч заключённых и многих миллионов жителей страны.

@темы: Творчество

---

"Офицер". Глава 6

Автор: Сверхпингвин
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5

Глава 6

Это был Юнге, я совершенно уверен. И он – заключённый концентрационного лагеря. Я стоял ещё несколько секунд под градом дождевых капель, пока Хайнрих не подозвал меня к себе, чтобы предложить всё-таки зайти внутрь. Я шёл к нему, но при этом часто оглядывался назад, видя, как Юнге уже принялись избивать прикладом винтовки. Он упал лицом в дождевую грязь, а потом его поволокли в барак. Мне необходимо было срочно встретиться с ним и всё выяснить, но так просто с заключёнными на улице не на территории лагеря не мог общаться даже я. Особенно рисковать после того случая с Ротом. Необходимо было уединённое место, где нас никто не сможет застать врасплох и подслушать, при этом всё будет законно. Да, я должен был запереть его в подвале лагеря.
- Ох, ну и погодка сегодня, господа. Хочу пригласить вас всех сейчас на второй этаж ко мне в апартаменты. Хочу угостить всех прекрасным вином, которое мне только что прислали из Берлина по случаю назначения в должность коменданта, - с радостью проговорил Хайнрих. Рядом стояли несколько младших офицеров, а также Ханна, с которой мне так и не довелось пока поговорить, и как стоило начать с ней разговор, я совершенно не представлял.
- Простите меня, но я отправлюсь к себе в комнату. После перелёта и скорого осмотра немного устал, - ответил я и уже развернулся, чтобы подняться к себе.
- Но, герр полковник, неужели вы не составите нам компанию? Для укрепления боевого товарищества, - весело проговорил один из офицеров. Я повернулся и с улыбкой ответил ему:
- Вы будете обсуждать решения офицера старше вас по званию, обер-лейтенант? Спокойной ночи, господа, - ответил я и направился дальше. Я отошёл на приличное расстоение, но всё ещё мог слышать разговоры за спиной:
- Наш полковник всегда такой? – спросил обер-лейтенант, судя по голосу.
- О, герр полковник всегда весь в себе, всегда серьёзен и сосредоточен, ошибок не прощает, но знает такое слово, как «жалость», в отличие от многих из нас. Это удивительный человек, да. Честно вам признаюсь, я бы хотел, чтобы у власти государства был именно такой Человек, в первую очередь, а уже потом простой офисный руководитель, роющейся в бумажках, юридических делах, законах и прочем дерьме, которым занимаются в столице, - ответил, судя по голосу, Хайнрих.
До этой встречи мы с комендантом не были знакомы лично. Но он мог видеть меня во время моего пребывания в Берлине, хотя тогда нужды знакомиться с ним не было. Тем не менее, те слова, которые он сказал в тот вечер, были искренние, но тогда вся эта чепуха про власть, руководительство казалась мне полной чушью. Кое-кто мог бы расценивать его слова как государственную измену и без колебаний расстрелять на месте. Но мне не хотелось этого делать, я вообще не испытывал никакого чувства измены или желания застрелить кого-то на месте. За мои последние мысли меня самого стоило уже тогда расстрелять. Вот я уже и в своей комнате. Окно выходило на лагерь, откуда свет от прожекторов бил практически мне в окно. Первое время я не мог уснуть там от этого, но потом привыкаешь. С утра мне необходимо было заняться Юнге и по возможности назначить встречу с фон Хоффманом, который находился в Кракове. Ханна, я снова вспомнил, что мне нужно поговорить с ней, но весь этот лагерь, эта обстановка. Не лучшее место узнать о трагической участи мужа, тем более, от моих рук.
Утро было туманным и холодным. Это был конец ноября-начало декабря, поэтому начал выпадать первый лёгкий снег. На утреннем построении у меня изо рта уже шёл пар. Пока комендант руководил построением, я взглядом пытался отыскать Юнге. Я запру его в подвале, чтобы позже просто поговорить. Запру под самым обычным для наших офицеров лагерей предлогом: «мне так захотелось». Я ведь и сам был такой раньше, по правде говоря. Вот и Юнге. На его лице были кровоподтёки от вчерашнего избиения.
Я отдал приказ разойтись и заниматься своими делами, какими заключённые там занимались. Такая же рутинная работа, как и у всех пленных. Юнге медленным шагом развернулся и пошёл в сторону от меня. Он опустил голову вниз.
- Роттенфюрер, - сказал я.
- Да, герр полковник, чем могу помочь?
Я решил в очередной раз закурить:
- Кто этот заключённый? – спросил я.
- Говорят, что он один из бывших руководителей партии. Вчера он сам нарвался, не исполнил приказ. За ним это часто водится, но странно, что его ещё не сажали в подвал, - ответил он.
- Не бывал в подвале? Хм, а как насчёт того, чтобы наконец-то устроить ему это развлечение, а? Как вы считаете, роттенфюрер? - ответил я с небольшой ухмылкой, пытаясь подыграть роттенфюреру. – Заприте его сейчас же в камеру подвала, а вечером я с ним встречусь лично наедине, - продолжил я. Я продолжал докуривать сигарету, а в этот момент роттенфюрер ударил Юнге сзади в затылок рукояткой пистолета, тот упал на колени, а затем его поволокли в сторону подвала. Остаётся ждать вечера и удачи, чтобы Юнге мне всё рассказал о Гроссере и том, чем адъютант занимается.
Я подошёл ко входу в управление, чтобы просто постоять на крыльце и посмотреть на падающий снег. Многим может показаться, что это абсолютно бесполезное занятие. Я взял в руки телефон, чтобы позвонить на мобильник Фридриху. Надеясь, что он возьмёт трубку сейчас, я набрал его номер. На той стороне мне ответил лишь автоответчик.
- Фридрих, это я. Я сейчас в Кракове, точнее в лагере под ним. Позвони мне, когда будет время, надо встретиться, - сказал я. Я постоял ещё несколько минут на крыльце. Вдалеке увидел, как один из надсмотрщиков решил высечь одного пленного. Не знаю, за что, но это был разрывающей силы крик, доносившийся даже сюда. Я глубоко вздохнул, провёл глазами по кругу и спешно зашёл внутрь.
Я шёл в свой кабинет, чтобы проверить кое-какие документы. На следующей неделе в лагерь должен был прибыть очередной транспорт с пленными, привезёнными из Эстонии на этот раз. Рутинная работа куратора лагеря, когда засиживаешься допоздна в своём кабинете, разбирая скучные документы. Это было большое количество документов, которое необходимо было просмотреть в чётко заданный срок. Сейчас ко мне пришли документы вместе с досье на всех новых пленных, которые окажутся здесь. В свою очередь, места для лагеря необходимо было освобождать. Коротко говоря, в лагере намечалась чистка, которой я должен буду руководить. Я старался не думать о предстоящем и просто закончить на сегодня с делами.
Всё чаще думал уже о своей семье, которая находится буквально взаперти в Берлине. Хотя я и имел возможность позвонить им и услышать хотя бы голос. Это было немного, но и это утешало меня в минуты, когда я думал о них и скучал по ним. Не иметь здесь своего дома, семьи, никакого домашнего очага, семейного уюта. Казалось, будто бы я сам являюсь заключённым этого лагеря, хотя так оно и было. Гроссер начал с того подвала в «Берлине» и продолжил моим заточением здесь, а покинуть лагерь без ведома высшего командования я просто так не мог. К счастью, здесь у меня была скрипка, на которой я последний раз играл во время дня рождения Эммы. Мелодия сама лилась, когда я на ходу придумывал её. Я закрывал глаза и на мгновение оказывался где-то далеко отсюда и меня сопровождала моя музыка. Только моя, придуманная мной, мой небольшой музыкальный мир, в котором я мог чувствовать себя собой. Мне и раньше говорили, что когда я начинаю играть, я словно витаю где-то в облаках, закрыв глаза, при этом успевая доставлять удовольствие слушателям. Жалко, что это всего лишь мечта или фантазия. Это как реальный сон. Если мне и снился такой, то он был исключительно не самый лучший, но я никак не мог проснуться, а проснувшись, чувствовал ужасное состояние внутри себя. Во время игры на своей скрипке я боялся, что однажды придётся вернуться в этот реальный мир, который так похож на один из моих страшных снов, от которых я не могу проснуться.
Вечерело. За разбором бумаг я этого практически не заметил, однако мне уже пора было отправиться на центральную площадь, где проводилась вечерняя проверка заключённых. Естественно, что на ней я не увидел Юнге. После этой проверки я первым делом должен был отправиться к нему.
- Сегодня я отправлюсь в подвал, герр комендант. Один. Там сидит один заключённый, с которым я хочу поговорить наедине, - сообщил я.
- Конечно, герр полковник, как пожелаете. Но кто этот пленный, хотелось бы узнать? Номер? – ответил он.
- Не знаю номер, но, говорят, что это был кто-то из наших, кто-то из партии даже. Вот мне и стало интересно, кем была эта грязная крыса, - ответил я, посматривая по сторонам. Тут я увидел некое напряжение на лице Хайнриха. Кажется, он был даже немного растерян и не мог произнести ни слова, словно онемел или у него вырвали язык.
- Что ж, я распоряжусь, чтобы сегодня никто не заходил в подвал, кроме вас, - в спешке ответил он. Хайнрих решил отправиться в управление. Я лишь посмотрел ему вслед, но не стал останавливать. Тогда я ещё не мог понять, что его так встревожило.
Юнге ещё никогда не бывал в подвале лагеря. Ясное дело, здесь прекрасно понимали, что это был один из руководителей партии, адъютант фюрера, который был на службе долгое время. Есть ещё солдаты в Рейхе, которые не потеряли уважение к таким людям, а Юнге был порядочным, и я наделся, что таким и остался. Я зашёл в коридор подвала. Атмосфера ужаса, страха и боли постоянно присутствует здесь. Крики всех тех, кто прошёл через подвал, кажется, всё ещё оставались в стенах этой постройки. Здесь было 10 камер, в которых могли держать пленных. Марк сидел в одной из них. Я зашёл в зону, где начинались камеры. Там стоял охранный пункт с тремя надсмотрщиками, которым я приказал выйти и прогуляться. Они немедленно вышли, открыв для меня нужную камеру, но не открыв дверь.
Я сложил руки за спиной, сжал запястье правой руки, которая уже сжалась в кулак. Так сильно, что я даже слышал скрип своих кожаных перчаток. Я медленно подошёл к камере, открыв дверь. На полу лежал находившийся в ужасном состоянии Юнге. Сейчас здесь не было никого, даже камер наблюдения, так как в подвале постоянно должны были присутствовать надсмотрщики, но я уже приказал им выйти. Здесь остались только Юнге и я.
Я помог ему подняться.
- Марк, очень рад тебя видеть. Меня зовут Мартин Гроссманн, я здешний куратор и штандартеннфюрер СС, и у меня есть несколько вопросов к тебе. Пройдём в процедурную, там нас точно никто не сможет застать. И не бойся, сейчас я не трону тебя, - попытался успокоить его я.
Он мычал, но это казалось неудивительно, так как пребывание в такой камере очень сильно изводило любого человека. Я помню, в каком состоянии был Рот на тот момент, когда была открыта дверь его камеры.
Я старался вести Юнге под руку аккуратно, так как он практически не стоял на ногах. Более того, я был практически уверен, что тогда он не ел почти сутки или больше. Если в бараках, возможно, он и получил свою порцию еды, то пребывание весь день в камере подвала проходило даже без глотка воды. Если, конечно, не пошуметь как следует и не получить дозу кипятка или ледяной воды из пожарного шланга, напор которого сваливал с ног и окончательно лишал сил.
Я довёл Марка до процедурной, вошёл, усадил его на стул и быстро закрыл дверь на замок. Это было помещение без камер наблюдения и без подслушивающих устройств.
- Марк, ты слышишь меня, ты можешь мне ответить? – пытался докричаться я до него. Он продолжал мычать. Я не мог понять, в чём дело, он не мог произнести ни слова, как бы ни старался, и я начал понимать, чего так боялся Хайнрих. Я подошёл к Юнге, поднял его голову, открыл ему рот и заглянул в него. У Марка был напрочь отрезан язык.
- О, Господи, - шёпотом проговорил я. – Марк… Не могу поверить в это. Как же так, нет! – вскрикнул я, бросив об стену первый попавшийся в руки предмет. Не помню, что тогда попало мне в руку. Я был в настоящем ужасе, потому что совершенно точно был уверен в невиновности Марка. Его подставили, а расплатился он собственным языком. Естественно, только Гроссер был способен на такое, чтобы Юнге не взболтнул лишнего когда-нибудь и кому-нибудь. Я провёл ладонью ото лба и по всей причёске.
- Ты что-то знаешь? – попытался я успокоиться и спросить Юнге. – Просто кивни, если что-то знаешь. Он кивнул мне в ответ через несколько секунд.
- В этом замешан Ларс Гроссер, он тебя подставил? – продолжил я. Юнге смотрел мне в глаза. Через несколько секунд он положительно кивнул. Я опустил голову и чуть было не расплакался.
Марк Юнге. Человек в возрасте, умный и благоразумный. Честный, исполнявший свой долг. Он не желал никому зла, никогда. Это был мягкий человек и когда-то приятный собеседник. Он стал одной из жертв, когда невиновного человека избивают, истязают, расстреливают просто либо потому что он кому-то в чём-то помешал, либо от простого желания, но факт один – как и все заключённые и пленные в лагерях, Юнге был такой же ни в чём не виновный, живущий обычной жизнью человек.
Пленные и заключённые всегда относились к этой категории, но до некоторого времени я практически не задумывался об этом, а теперь не мог выбросить эти мысли из головы. Это были простые семьи, живущие простой жизнью, но вот в дом врывается кучка солдат из другой страны и вы перестаёте быть свободным и жизнерадостным человеком. Вы теряете себя, забываете себя. Кроме жалкого номера у вас не остаётся ничего, кроме ожидания, когда вас просто сотрут с лица земли, как обычную букашку, как крысу. Разве это справедливо? Один простой вопрос. В чём провинились все эти обычные люди, почему у кого-то есть право решать, кому жить, а кому умереть. Почему кто-то возомнил, что он лучше кого-то другого, а чтобы самоутвердиться, ему необходимо использовать подобные методы?
Я вышел из процедурной в полном безумии. Я провёл там всего несколько минут, но меня уже выворачивало из себя. Я решил отвести Марка в его барак, а сам прогуляться вокруг лагеря и подышать воздухом. На выходе меня остановили.
- Герр полковник, по приказу, мы забираем этого пленного. По личному приказу коменданта лагеря сегодня ночью этот заключённый должен быть расстрелян за измену родине, как враг государства, - сообщил мне надсмотрщик.
- Да, это я приказал им, отведите его к остальным. Сейчас мы уже начнём, - подошёл сзади комендант.
- Хотите расстрелять его? – спросил я.
- Так точно, герр полковник. Эта крыса была лишена своего статуса, он больше не один из нас, всего лишь предатель государства. Тем более, что мне поступил личный приказ от герра адъютанта Ларса Гроссера о расстреле бывшего адъютанта, которого когда-то звали Марк Юнге, - повернулся ко мне спиной Хайфнер и продолжал говорить.
Мы с комендантом прошли к одному из бараков, где должны были расстрелять Юнге, но вместе с ним там стояло ещё четверо пленных.
- А этих всех за что? – спросил я.
- В соответствии с приказом, также, было поручено поставить к стенке четверых сожителей врага государства. Видимо, в качестве назидания другим. Вот приказ, который я получил, герр полковник, - он передал мне листок. Всё было верно.
Их всех поставили к стенке барака. Комендант приказал зарядить штурмовые винтовки. Ночная тишина, пар изо рта, прожектор светит в глаза. Кулак у меня за спиной сжимался уже с невероятной силой. Я смотрел в глаза всем этим людям, а они на меня. Это может показаться глупым, но я чувствовал себя так, словно стою вместе с ними у той стенки.
- Огонь! – приказал Хайфнер. Прозвучало шесть или семь выстрелов. Пять человек замертво упали на землю. Словно это были и не люди. Обычные вещи.
- Ну вот, ещё пятью крысами меньше, герр полковник. Тем более, скоро пора было начинать чистку, так что вот первые готовы. Завтра, возможно, здесь будет лежать ещё кто-нибудь. Какие-нибудь старики или дети, возможно. Спокойной ночи, герр полковник, - сказал он мне и пошёл дальше.
Однажды я сказал себе, что никто не должен больше умирать, но вот при мне умерло целых пять человек. А завтра может погибнуть ещё десять или больше. Я не мог просто так взять и прекратить это. У меня не было ни возможностей, ни чего бы то ни было ещё, но я понимал, что если не я, то кто. Вдруг мой телефон зазвенел в кармане. Это был фон Хоффман. Он сказал, что сейчас приедет в управление повидаться, так что я отправился в свою комнату. Надсмотрщики ещё находились рядом с телами мёртвых, отпинывая их куда-то в сторону.
Фридрих приехал через полчаса после своего звонка. У него появилось время, и он решил на час перед сном заглянуть ко мне. Его проводили в мою комнату тогда, когда я как раз находился в ней и сквозь звуки скрипки не услышал, как он вошёл.
- В тебе пропал талант за офицерской формой, Мартин, - с улыбкой сказал он. Я перестал играть, убрал скрипку от плеча и посмотрел на Фридриха.
- Фридрих! – с восторгом в голосе прокричал я. Я подошёл к нему и мы по-дружески обнялись.
- Ну как ты здесь, а? Вижу, куда тебя направили, но не бойся, две недели, и ты привыкнешь ко всему. Тебе даже если этим прожектором в прямо глаза светить начнут, ты будешь спать, как убитый, точно тебе говорю, уж поверь! – с улыбкой сказал он.
- Да уж, - ответил я, но мне уже было не так весело.
- В чём дело? – спросил Фридрих.
- Гроссер приказал оставить семью в Берлине. Без моих дочек и Эммы здесь просто с ума можно сойти, - грустно ответил я, подойдя к окну.
- Понимаю, я со своей семьёй не виделся уже давно. Эта проклятая война когда-нибудь закончится или нет. Пленные всё прИбывают и прИбывают, трупов всё больше, выстрелов меньше не становится, люди погибают, простые люди, - ответил фон Хоффман.
- Сегодня расстреляли Марка Юнге, здесь, в лагере, а вместе с ним ещё четверых пленных. Обычные, ни в чём не виновные люди, Фридрих, - ответил я, повернувшись к нему. – Неужели кто-то должен решать, кому жить, а кому нет? Почему никто не задаётся вопросом: «А когда это всё закончится?». Горы трупов. Я за свою жизнь повИдал их столько. Господи, что я видел, это не описать, - приложив ладони к лицу и с шёпотом, продолжал я. – Люди гибли и гибнут, потому что это просто кому-то нравится. Неужели так и должно быть, а?
Фридрих тогда немного подумал, а потом продолжил:
- Тебе нужна помощь? – выждав паузу, сказал он. От неожиданности я пришёл немного в себя.
- Что? – ответил я.
Фридрих встал на ноги, решив продолжить то, что он начал.
- Мартин, ты мой друг, мой лучший друг. И сейчас, стоя здесь, как лучший друг я спрашиваю тебя: чем тебе помочь, что ты хочешь сделать? – сказал с твёрдостью в голосе он.
Я стоял на месте, а потом, выждав несколько секунд, сказал всего одну фразу:
- Я хочу положить конец нацистской власти в стране.
Фридрих подошёл ко мне медленными расчётливыми шагами, остановился, а потом ответил всего одно слово, немного кивая головой:
- Хорошо.

@темы: Творчество

---

"Офицер". Глава 5

Автор: Сверхпингвин
Фэндом: Ориджиналы
Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4

Глава 5

Меня везли домой, чтобы я мог собрать вещи. Вечером я должен был отправиться в долгую дорогу через всю страну в Польшу. Это было небезопасное место, находящееся практически на фронте. Конфликт между странами бывшего Советского Союза и Германией всё ещё был. На самом деле, сам я никогда не бывал в Польше и вообще в восточной части страны, но очевидцы рассказывали страшные вещи о частых взрывах, атаках, военных действиях на границе. К счастью, мой будущий тогда лагерь находился в глубине оккупированной Польши, в Кракове, поэтому ситуация должна была быть относительно спокойной.

Я ехал в машине и думал о том, как мне поступить в будущем. Все мои будущие поступки теперь будут вести к определённым последствиям. После той ночи утром я словно ожил, я стал совершенно другим человеком. Словно я стал сам собой, начал новую жизнь. В каком-то смысле Гроссер был прав насчёт меня и моих искусственных чувств по отношению ко всем этим пленным после смерти моей матери. Стоит признаться перед собой, что я находился в глубоком отчаянии все эти долгие годы, убивая немыслимое количество пленных собственноручно. Будучи ещё молодым, я вызывался добровольцем, чтобы следить за поведением заключённых в подвалах смерти. Все эти люди были когда-то для меня настоящим пустым местом, о которое я с удовольствием вытирал ноги в переносном и даже в прямом смысле.

Что будет дальше – на тот момент для меня было большой загадкой, ведь я принял перед собой весьма рискованное решение, стоя перед управлением, глядя на развивающий нацистский флаг. Не знаю, бросил ли я уже тогда вызов всему режиму страны, либо это была мимолётная глупость, всплывшая у меня в голове от событий той ночи. Тем не менее, поездка в Краков изменила многое в жизни многих людей страны.

Я приехал домой. Дети уже вернулись из Берлина. Очень вовремя, так как семье тоже необходимо было собирать вещи в дальнюю дорогу. Мы должны были вернуться в Берлин, где сесть на самолёт авиакомпании Air Berlin в аэропорту «Берлин-Тегель». Мою семью уже известили о том, куда я должен был ехать. Однако меня не было всю ночь, поэтому Эмма не могла не поднять тему Рота.
- Что случилось ночью? Что с ним? – почти шёпотом спросила Эмма у меня, когда я прошёл в гостиную. Я встал лицом в окно, сложив руки на поясе.
- Ты сделал, что, о чём тебя попросили, да? – в её голос слышалось некоторое недовольство. Я продолжал смотреть в окно, яркий свет бил мне прямо в глаза. Я резко повернулся к Эмме.
- Да! Я сделал это. Может быть просто закроем эту тему? Что ты хочешь от меня? И что значит «попросили»? Это был самый чёткий приказ, отданный лично Клаусом. Хочешь, чтобы в один миг я оказался в том же положении, что и Адриан за обсуждение, а уж тем более неисполнение приказов?! Я просто… - в тот момент я уже не знал, что ответить. Я водил глазами в разные стороны, я был возмущён и просто зол. Эта тема выводила меня из себя, а мои некоторые накопленные эмоции в тот день вырвались на Эмму.

Она села на кресло со слезами. Вдруг я почувствовал свою вину перед ней. Не стоило мне повышать голос. Эмма закрыла лицо ладонями. В тот момент я удивился, что нас не услышали дети, но к это ведь к лучшему. Я подсел к Эмме, чтобы немного приобнять её и подбодрить.
- Сегодня Фридрих заходил. Он сказал, что его переходят на восточный фронт, заходил попрощаться, пока был в Берлине, но тебя дома не оказалось, - сообщила мне Эмма через несколько секунд после того, как я подсел к ней. – Кажется, он тоже едет в Польшу.

Я очень обрадовался этой новости. К сожалению, скорее всего, у нас с фон Хоффманом будет не так много времени на встречи, подумал я тогда, но, тем не менее, есть большая вероятность того, что мы могли бы с ним увидеться. В Берлине мы с ним любили в свободные от службы дни посещать один бар, который находился в центре города. Я не большой любитель пива, но вот Фдридрих очень любил выпить. Я лишь составлял ему приятную компанию. Поэтому я надеялся, что, возможно, очень редко, но будет появляться такой день, в который он мог бы приехать ко мне в лагерь. К нему мне было бы не попасть, так как он находился в особо опасной зоне.

Я встал, чтобы проведать детей, вышел в коридор, но вдруг Эмма сообщила:
- К нам сегодня приехал один офицер, он сказал нам про твой отъезд в Польшу, но также он сообщил, что в этот раз ты отправишься курировать без своей семьи, - сказала Эмма.
Я остановился и медленно развернулся к ней лицом. Вдруг вся моя радость от новости о Фридрихе вновь заполонила ненависть, злоба и недоумение. Я прекрасно понял с первого раза, что она мне сообщила, и смысла переспрашивать не было.
- Это был личный приказ Ларса Гроссера. Нас с детьми сегодня ещё до твоего отъезда должны будут забрать в Берлин, где мы будем жить во время твоего пребывания в Польше. По словам Гроссера, это такая мера предосторожности, так как тебя отправляют в страну, где присутствует конфликт, ну а мы семья офицера, штандартенфюрера, поэтому у нас должны быть вроде как особые условия, - сказала мне Эмма, при этом глядя в пол.

Гроссер. Снова он. Что он задумал на этот раз. Я несколько раз провёл ладонью по губам, положил руки на пояс и посмотрел в другую сторону. Не мог поверить в то, что слышал. На самом деле, не существовало никакого особого указа и тем более приказа, по которому семья куратора лагерей могла быть отослана в столицу или другой город, даже если куратор ехал в такое место, как оккупированная Польша. Конечно, кроме случаев, если солдат отправляется на войну. А что же Ханна? Рот был штурбаннфюрером, комендантом лагеря, но он отправил её в Плашув. Гроссер что-то задумал. А если он начал подозревать меня в том, что я могу изменить стране и своим решением захотел сдерживать меня? Ответ на вопрос я должен был получить только лично у адъютанта и только в приватной беседе.

Я быстро вышел на улицу и сообщил, чтобы меня отвезли в управление. Если Гроссер ещё там, мне повезёт застать его в офисе, чтобы поговорить лично. Эмма не захотела, чтобы я уезжал.
- Стой! Неужели ты отправишься к нему, чтобы оспаривать его решения и приказы? Не ты ли совсем недавно говорил, что можешь оказаться на месте Рота за такое? – спросила меня Эмма уже на улице, пытаясь остановить. Я повернулся к ней.
- После того поступка Рота, когда он ударил Гроссера, я стал уважать коменданта ещё больше, Эмма. Знаешь почему? Потому что он точно так же, как и я, верен своей семье, своим родным и близким, он был стоять за них стеной, не давай в обиду. Я поступаю точно также, потому что люблю всех вас, - ответил я. – Гроссер не станет меня арестовывать, - уверил я её, выдержав перед этим небольшую паузу. Машина только-только подъехала.

Я отправился в управление. Пока мы ехали, я думал только об адъютанте. Со стороны это может показаться обычным делом, ничего особенного в том, что семью могут отправить в Берлин. С одной стороны, слова Гроссера несли в себе смысл, ведь в Польше была напряжённая ситуация. И если бы что-то случилось с моей семьёй, я сам винил бы себя в том, что не попросил у руководства разрешения оставить их Берлине. С другой стороны, зная Гроссера, зная ситуацию с Ханной, я мог подозревать, что задумал ещё что-нибудь. Вдруг я вспомнил Марка Юнге, предыдущего адъютанта фюрера, после которого пост занял ничем не приметный на тот момент руководитель секретариата фюрера Ларс Гроссер. После того, как он вступил в должность, Гроссер назначил Томаса Баума на должность руководителя секретариата. Я знал, что Гроссер был как-то замешан в ситуации с Юнге, но не мог этого доказать. О моих подозрениях знал тогда лишь Рот и фон Хоффман, которые естественно не стали меня «закладывать».

Поэтому, в связи с этими событиями, я был чётко уверен во второй версии, по которой Гроссер решил начать охоту и за мной. Совсем недавно он сам мне заявил то, о чём я не догадывался – о моих искусственных чувствах по отношению ко всем заключённым. Он назначил меня лично проводить казнь Рота, и он прекрасно понимал, что после этого во мне обязательно что-то переменится. Он сделал это, чтобы вывести меня на чистую воду, не поднимая особой пыли и делая всё по протоколу. И теперь я оказался в неловком положении: я дал себе лично обещание в том, что от моей руки или от чьей-либо ещё больше не должен погибнуть ни один заключённый, но если Гроссер что-то заподозрил, значит, мне придётся делать это ещё и ещё, вопреки своему обещанию, которое я не мог просто так нарушить. Для меня это было превыше всего. И этим, похоже, Гроссер решил меня сломать. Либо я перестану служить Рейху и фюреру, не исполняя свой долг, а, значит, в итоге пострадает и моя семья, на чём адъютант меня поймает и сделает всё без шума, либо я превращусь в бесчувственную машину для убийств, каким он сам и является. Впрочем, я задумался, а к тому времени уже подъехал к управлению.

Я хотел зайти, достал свою электронную карточку, приложил к сканирующему датчику, но вместо зелёной светодиодной лампочки загорелась красная. Я не стал пробовать заново, так как понял, что меня уже удалили из списка руководителей и работников лагеря, заблокировав на этом объекте мою карточку. Больше я здесь не имел никаких полномочий и не мог попасть даже в холл. Таковы были порядки. Вдруг я увидел рядом со зданием стоящего в палисаднике уже бывшего секретаря Рота Андреаса Боэра. Хороший, разумный человек, каких было немного в стране, и мне повезло работать с ним. Я подошёл к нему, чтобы узнать, здесь ли ещё Гроссер.
- Герр полковник! – поприветствовал он меня, и остальные, кто стоял с ним рядом. Их я не знал. Поприветствовав всех, я спросил:
- Здесь ли ещё Ларс Гроссер? Сегодня я уезжаю в Польшу курировать другой лагерь, хотел зайти попрощаться, но карточка уже заблокирована.
- Он уже уехал в Берлин, герр полковник. Около получаса назад, примерно. Я видел его перед тем отъездом, он сказал передать вам вот это, - ответил Андреас. Это был конверт.
- Спасибо, Андреас. Удачной вам здесь службы, - попрощался я с ними. В руках я держал конверт от Гроссера. Я сел на ту же лавку, на которой сидел прошлой ночью. Посмотрел по сторонам и решил открыть. Засунув два пальца в конверт, я нащупал небольшую вещь. Я достал её и увидел, что это была петлица штурмбаннфюреров СС: чёрный параллелограмм с серебристой окантовкой внутри и четырьмя звёздочками по углам петлицы. Вне всяких сомнений, это было своего рода напоминанием мне и предупреждением. Но для меня это было лишь напоминанием о хорошем человеке, поэтому я решил сохранить петлицу у себя.

Значит, Гроссер решил так, как я и предполагал. К сожалению, у меня нет даже возможности врезать ему справа, как это сделал Рот. Остаётся лишь принять, что есть, но от обещания, данного самому себе, я не собираюсь отрекаться. И с семьёй моей ничего не случится. Не позволю это сделать ни Гроссеру, ни фюреру, ни кому бы то ни было ещё.

Я продолжал сидеть на скамейке, решив закурить. Пачка на тот момент уже кончалась, помнится. Я не собирался ни конфликтовать, ни враждовать с кем-либо. Я лишь жил обычной жизнью, казалось, спокойной и размеренной, с семьёй и друзьями. Ни во что не впутывался, никуда не лез, нёс службу и служил стране и фюреру. Не я начал это, но если кто-то думает, что может попытаться сломить меня, он глубоко заблуждается. Мне ещё многое предстояло обдумать, и времени было предостаточно, поэтому я, не докурив сигарету, бросил её и придавил ботинком. Поехал обратно домой.

Эмма и дети уже собрались и их должны были отвезти в Берлин в наше поместье. Я попрощался со своими детьми. Две прекрасные дочки: Сара и Шарлотта, которым было по 15 лет.
- Мы ещё увидимся, правда, папа? – спросила грустным голосом от расставания Сара.
- Конечно, всё будет хорошо. Поживёте некоторое время в Берлине с мамой, потом и я приеду. О вас там позаботятся, - ответил я, и поцеловал обеих дочерей в лоб. Они сели в машину, а Эмма всё ещё стояла на улице рядом со мной.
Мы просто смотрели друга на друга, словно это была наша последняя встреча, последние секунды вместе, как будто перед смертью. Кто знал, возможно, тогда была действительно наша последняя встреча. Мы смотрели друг другу в глаза.
- Всё будет хорошо, - попытался успокоить шёпотом Эмму я.
- Да, - ответила она. Мы стояли вплотную, прижавшись друг к другу, а затем просто поцеловали друг друга на прощанье. Я отпустил Эмму и она села в машину к детям. За ней закрыли дверь. В окно заднего сиденья она продолжала смотреть на меня, а дети смотрели на меня в заднее стекло. Я улыбнулся им и поднял руку вверх на прощанье. Я был сам готов пустить слезу, и, кажется, пустил. Вот-вот и я должен был отбывать в Берлин в аэропорт, который доставит меня в Краков.

Мы приземлились через 6 часов полёта в аэропорту Кракова. Город в оккупированной Польше был переполнен военнослужащими. Здесь начинался восточный фронт, который выходил на Белоруссию и на Украину. Тут же располагался штаб, в котором должен был находиться и Фридрих фон Хоффман. Об этом я узнал уже в самолёте, когда мне предоставили список военачальников, базирующихся в штабе Кракова. Я сам не просил список, но так полагалось по правилам военного положения региона. Что ж, пребывание Фридриха там было весьма удачным для меня.

На улице уже было довольно темно, но не слишком. Я вышел из самолёта и меня тут же должны были доставить в управление лагерем. В целях безопасности из-за конфликта, здесь не было положено кураторам иметь свои частные дома, даже под строжайшей секретностью и охраной. Поэтому в управлении был специальный отдел, в котором было что-то вроде жилого помещения для кураторов.

Мы ехали по тёмной улице, только яркие фонари и прожектора освещали нам дорогу. Мы въехали на границу лагеря, и я увидел табличку с его названием «KZ Płaszów». Со времён Второй Мировой лагерь успел перестроиться и измениться, по сравнению с фотографиями, что я видел, когда он был только основан здесь в 1942 году. На воротах лагеря была надпись «Труд делает свободным» (Arbeit macht frei). Здания и все бараки были изменены, изменена планировка и размер лагеря. Он был не самый большой по своему количеству пленных, по сравнению с нынешними другими лагерями страны. Всего здесь сейчас находилось примерно 200-250 человек. Комендантом лагеря был гауптштурмфюрер СС Штефан Хайнрих. Мужчина 35 лет, среднего роста, среднего телосложения, имевший короткую стрижку и носивший очки.

В лагерь мы прибыли примерно к 10 вечера по местному времени. Здание управления здесь было небольшое. Всего два этажа. Оно было выполнено из такого же мрамора, как и здание управления в «Берлине». Перед входом нас встретил Хайнрих и несколько других младших офицеров и служащих лагеря. Всего здесь было около 30 служащих.
- Герр полковник, добро пожаловать в Плашув. Желаете осмотреть здание сейчас или завтра утром? – торопливо спрашивал Хайнрих. Казалось, в его голосе чувствовалась некая нервозность.
- Успокойтесь, герр комендант. Я могу осмотреть всё сейчас. Мои вещи доставят ко мне в комнату. Я могу даже не переодеваться. Чтобы не тратить время даром, предлагаю начать обход, чтобы сразу войти в курс дела, - строго ответил я ему.
Мы начали движение в холл здания, как тут мой взгляд упал на девушку. Я пытался приглядеться к её лицу в темноте. Кажется, это была Ханна, которая теперь работала здесь главным врачом. Я не стал пока что обращаться к ней, а проследовал за комендантом на плановый осмотр. Ничего особенного здание из себя не представляло – ни внутри, ни по составу служащих. Просто это была уменьшенная копия управления в «Берлине», поэтому на самом деле войти в курс дела мне не составило труда.
- А вот наш медицинский отдел, руководит которым теперь Ханна Рот. Насколько мне известно, супруга коменданта концентрационного лагеря «Берлин» Адриана Рота, - сообщил Хайнрих.
- Здравствуйте, герр полковник, - поздоровалась Ханна. Я кивнул ей в ответ. Повернувшись к Хайнриху, я сказал:
- Хочу осмотреть состав заключённых и пленных в лагере немедленно. Вы можете это устроить, герр комендант? – спросил я.
- Да, как вам будет угодно, герр полковник. Прошу, пройдёмте со мной в лагерь, - ответил он.
В лагере тут же раздался пронзительный звук сирены, который оповещал о том, чтобы заключённые немедленно построились в центре лагеря на небольшой площади. Всего 200 человек, поэтому осмотр был не столь долгим. Я стоял в центре площади, а заключённых гнали прикладами винтовок и очень громко кричали, чтобы они быстрее построились. Был слышен лай немецких овчарок, которые также гнали пленных на внеплановое построение. Сквозь эхо была слышна и другая немецкая несвязная речь, однако по словам я мог понять, что она была не слишком цензурная.

Лагерь был построен. Исхудалые пленные с ужасным внешним видом, старики еле-еле стояли на ногах. По внешнему виду казалось, будто они вот-вот упадут на землю от бессилия. Грязный неухоженный вид людей, а мы тем временем в своих виллах и домах с улыбками и радостью едим лазанью и пьём вино. Коротко и ясно.
Я шёл медленными шагами, осматривая каждого заключённого.
- Они все из Белоруссии и Украины, надо полагать? – спросил я коменданта.
- Да, герр полковник, многие из них оттуда. Есть ещё из Эстонии, Скандинавского полуострова. Провинившихся мы по протоколу отсылаем в специализированные подвалы нашего лагеря, - сообщил он мне. Вдруг пошёл очень сильный ливень. Я кивнул в ответ Хайнриху: - Ну что ж, хорошо, хорошо…
Я дошёл до последнего заключённого, и тут Хайнрих спросил:
- Будут ещё какие-либо распоряжения, герр полковник?
Я посмотрел на них ещё раз со строгим и сосредоточенным видом, что из меня вырвалось:
- Да, уберите их с дождя, - сам того не ожидая, сказал я. Хайнрих, тем не менее, приказ исполнил и отправил всех обратно.

Я уже было направлялся обратно в управление, как тут мой взгляд упал на одного заключённого. В темноте при ярких прожекторах было трудно как следует разглядеть лицо, но вдруг, из-за речи одного надсмотрщика, он повернулся лицом в мою сторону. Теперь я не сомневался, что не просто так сосредоточился на нём. В этом пленном я узнал Марка Юнге, бывшего адъютанта фюрера, место которого теперь занимает Ларс Гроссер.

@темы: Творчество

---

Какой-то ужас приснился просто. Будто бы я пошёл служить в армию о__О на какой-то там военный вылет в Польшу или как-то так сначала, но это была не полноценная служба, хотя мне всё равно было очень уж неуютно. Пытался там как-нибудь на медосмотре жульничать XD потом был какой-то экзамен по пригодности, там была математика, ещё какая-то фигня, какой-то экзамен талантов и я хотел сказать, что пишу сейчас ориджинал по Третьему Рейху, но в русской армии не рискнул говорить про это XD хотя во сне мне было совсем не смешно, при том, что это был сон и серии "реальных", я никак не мог проснуться от него просто. А когда проснулся, я вздохнул с облегчением просто и так обрадовался, что очнулся

---

Последние пару дней мне снится какой-то странный сон после просмотра Матрицы. Ко мне 2 ночи подряд во сне стал приходить агент Смит о_О Начал промывать мне мозги своей болтовнёй в фильмовском стиле. Сказал, что я должен убить какого-то чувака, иначе меня сотрут. Причём, первый раз он мне сказал, что я должен убить и сказал где его найти. Сегодня этот чувак опять является ко мне в сон и ещё раз напоминает, что я должен его завалить, дав мне косточку от рыбьего ребра, кстати XD а я тем временем хотел сбежать от Смит. Какого хрена происходит? Я теперь спать боюсь ложиться, чтобы он ещё раз не пришёл и не надавал мне как следует)
И ещё я вновь оказался в школе в этом сюжете. Я снова школьник и всё такое, 10-11 класс вроде, но мне там было неуютно.

Короче, что за жесть мне снится о_О Вдруг меня и правда сотрут теперь

---

"Офицер"

Автор: Сверхпингвин

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси, написано 20 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2
Глава 3

Глава 4

Наверное, каждый человек в мире переживал ситуацию, когда его мог подставить тот, от кого ты мог ожидать этого меньше всего. Тот, кому ты доверял, к кому проникся уважением, с кем ты провёл рядом не один день. Хотя, возможно, это были просто мои пустые сентиментальные мысли и убеждения. Такого не бывает, и вчера я убедился в этом лично.

Хотя, должен признать, по правде говоря, что в такое положение я поставил себя сам. Только я виноват, что, однажды оступившись в глазах одного человека, я запустил цепь событий, которую теперь не остановить, цепь, которая привела меня к этому дню, в эту камеру, к тому, что сейчас я пишу здесь для вас и истории, чтобы сохранить обо мне хоть какую-то память.

Адриан Рот. Для меня он был не просто обычным комендантом лагеря, каких я видел прежде, не просто майором. Я никогда об этом ему не говорил, но за то время, что я находился в этом лагере, он стал моим товарищем и другом.

Тогда вечером в понедельник я не мог поверить в то, что услышал от адъютанта, о докладе Рота, но это относится именно к тому, почему я сам себя поставил в такое положение. Рот лишь выполнял свой долг, и, несмотря на всё, он лишний раз этим доказал, что он честен. Я не имею права его обвинять, хотя во мне на тот момент была настоящая борьба. Одна моя часть проклинала Адриана, а другая твердила именно то, о чём я написал чуть выше. Можно сказать, что во мне не победила ни одна сторона, так как я считал, что обе они были правдивы и имели место быть.

Тем не менее, мне ещё предстоял очень трудный день, который расставил практически все точки над I в моей дальнейшей судьбе, судьбе моих друзей и близких. Пора было отправляться к Гроссеру.

Я понимал, что Рот сейчас сидит там же, где сидели те пленные, которых в камеры отправил лично Гроссер в понедельник днём во время своей проверки. Это была нестандартная ситуация, потому что на моей памяти при мне в те камеры не сажали ещё ни одного офицера ни верхмахта, ни СС. И как должен был поступить в этой ситуации Гроссер, мне также было неясно. Хотя и догадывался о том, что ждало Рота и что предстояло сделать мне лично. Вчера Гроссер об этом мне сам сообщил… Я подошёл к кабинету адъютанта.
- Да, войдите, - сердито проговорил из кабинета Гроссер, и я вошёл, аккуратно и тихо закрыв за собой дверь. Адъютант стоял, смотря в окно рядом со своим столом.
- Герр адъютант, - лишь это смог произнести я. Я стоял на месте, практически не двигаясь, ожидая ответа Гроссера.

Адъютант повернулся ко мне, сел за свой стол и предложил присесть и мне.

Этот кабинет был сделан специально для адъютантов, приезжающих раз в полгода на подобные проверки. Это было помещение средних размеров, стены которого были обложены красивыми деревянными панелями, покрытыми лаком. Спокойные тёмные тона. Несколько стендов были справа от меня, а на полу посередине кабинета в виде мозаики была выложена свастика.

На лице Гроссера я увидел вчерашний шрам от удара Рота, после которого его и арестовали. Теперь адъютант должен был решить его судьбу.
- Я уже направил лично фюреру отчёт о том, что произошло вчера вечером в вашем доме. Как это ни странно, решение пришло очень быстро. Лично я ожидал чего-то большего, чем то, что решил рейхсканцлер. Он принял своё решение, посоветовавшись с рейхсфюрером, который поддержал моё предложение и отдал лично вам приказ, - закурив в начале своей речи дорогую с вида сигарету, проговорил Гроссер.
Я просто сидел и молча слушал адъютанта, кивая головой в ответ. Я ожидал продолжения его речи, которое не заставила себя долго ждать.
- Решение рейхсканцлер принял следующее. Вот у меня присланный факс, я читаю с его слов: «Рейхсканцлер Германии постановил: штурмбанфюрер СС, комендант концентрационного лагеря «Берлин» Адриан Рот разжалован во всех своих званиях. Он лишается германского гражданства и отныне получает статус врага государства. Далее рейхсфюрер СС Кайл Франке приказывает: штандартенфюрер СС, куратор концентрационного лагеря «Берлин» Мартин Гроссманн обязан в срочном порядке произвести ликвидацию врага государства, используя для этого стандартные меры по устранению пленных и заключённых других национальностей, пребывающих на территории концентрационного лагеря, которые были арестованы и заключены под стражу в камеры концентрационного лагеря. Медицинскую организацию приказываю поручить главному врачу концентрационного лагеря «Берлин» Маркусу Хольстетду». Вот, пожалуйста, ознакомьтесь лично, герр полковник, - закончил Гроссер и передал приказ мне.

Я прочитал ещё раз. Сверху стоял герб Третьего Рейха, а внизу две подписи: фюрера и рейхсфюрера. Я ещё раз прошёлся глазами по тексту, касающиемуся Рота. Он больше не один из нас. Теперь он официально признан тем, кем командовал, кого презирал и кого убивал на протяжении всего своего пребывания в лагере в бывшей должности. Он был признан такой же крысой, как и пленные заключённые, которых я видел сейчас в окно.
- Сегодня вечером вы будете обязаны провести то, что вам было лично приказано вышестоящим руководством СС, - сказал адъютант. – Вы проведёте казнь через пытки, применяемые в наших лагерях по всей стране. Я уже сообщил Хольстетду о том, что он должен будет сделать.
- Что ж, раз есть соответствующий приказ, я сделаю то, чего хотят в Берлине, - попытался что-нибудь придумать я, чтобы не заставлять ждать моего ответа.
Гроссер встал со своего места и присел на угол стола слева от меня.
- Я знаю, что он был вашим другом, Мартин. Я видел это стороны, вы никогда не говорили ему об этом лично, но всегда держались его. В наши дни очень ценится дружба. Люди, стоящие горой друг за друга в любой трудный жизненный случай, в любой ситуации. Вы считали его честным человеком, и вы надеялись на то, что и он когда-нибудь сможет увидеть в вас такого близкого друга, хотя и стоящего по рангу ниже. Ведь это не мешает вам с фон Хоффманом быть хорошими товарищами. Но вы должны понимать, Мартин, что он не посчитал бы вас таким другом никогда. Вы же слышали то, что я говорил вам о его отчёте. В глубине души вы наверняка осознаёте, что он предал вас. Человек, с которым вы проводили довольно много времени в этом лагере. Но он выбрал другой путь, по которому вам с ним не по пути, хотя мог этого не делать. Он оказался лишь вашим предателем, так почему бы не отомстить ему за это? – закончил свою длинную речь Гроссер, положа мне на левое плечо свою левую руку.

В этот момент во мне началась борьба двух сторон, о которых я писал выше. Я ничего не ответил Гроссеру тогда и просто вышел из его кабинета. Я попросил отвезти меня домой, чтобы немного передохнуть перед сегодняшним вечером. Гроссер одобрил мою просьбу и остался в лагере главным на сегодняшний день.

Дома меня ждала Эмма. Детей дома не было, так как они сегодня утром поехали в Берлин к бабушке и должны были там остаться до завтрашнего дня. По правде говоря, я был даже рад такому совпадению – не хотел, чтобы они видели меня сейчас в таком состоянии. Я пришёл домой и просто сел в своё кресло. Эмма присела рядом со мной.
- Так в чём там было дело сегодня? Ты узнал что-нибудь об Адриане? Его арестовали и поместили в камеры? – ровно спросила она. Я кивнул в ответ.
- Приказ из Берлина пришёл, - сказал я. Я встал, открыл окно в гостиной и решил закурить. Думал, что решил, но положил сигарету обратно. – Адриана лишили сегодня гражданства и признали… - мне было трудно говорить об этом. – Сегодня из Берлина Клаус прислал приказ, в котором поручил мне лично заняться казнью. Приговор должен быть приведён в исполнение сегодня, - шёпотом проговорил я.
Эмма с ужасом присела, приложив ладонь к губам. Я подошёл к ней и обнял со спины. Её волосы были чуть ниже лопаток, они были тёмные. Признаюсь, я не особо разбирался в цвете волос, но их оттенок был очень приятный. У неё были немного, совсем чуть-чуть вьющиеся волосы. На самом деле, кто бы ни оказывался в разное время в нашем доме, мне всегда потом говорили о том, что мне очень повезло с супругой. Мне было приятно это слышать.

Я легко поцеловал Эмму в макушку и сказал, что отправлюсь в свой кабинет, чтобы закончить с кое-какими делами.

Я просидел там до самого вечера, перебирая какие-то бумажки. По-моему, я там даже не занимался чем-то важным. Просто хотел побыть один, в тишине подготавливая себя к тому, что мне предстояло в тот вечер.

За мной приехала машина, и я отправился в управление, где меня уже ждал Гроссер, который говорил, что будет сегодня лично наблюдать за ходом моих действий. Адъютант встретил меня вместе с Маркусом Хольстетдом, который должен был обеспечить медицинскую организацию сегодня вечером.
- Герр половник, здравствуйте. Всё подготовлено согласно приказу. Прошу, пройдёмте со мной, - сообщил мне Хольстетд. Сейчас была ночь, в лагере ярким светом горели прожектора, от которых слепило глаза. Был очень холодный вечер с ветром, дующим прямо в лицо, который отражал всё моё внутреннее состояние.
Мы спустились в тот самый подвал, который здесь называют очень простым словосочетанием: «подвал смерти». Очень легко и незамысловато, но полностью отражающе всю суть происходящего в этих холодных стенах. Подвал был построен из кирпича, покрашенного в жёлтый и оранжевый цвета. Никаких плафонов на потолках здесь не было. На стенах были небольшие настенные лампы, какие обычно ставились в подъездах некоторых ещё старых домов. Свет был очень тусклым. Проходы были не очень широкие, но в них всегда было очень сыро, а ужасная влажность воздуха, которая давила на голову, могла свести с ума ещё до начала пыток и истязаний.

Мы прошли по узкому коридору в сопровождение трёх надсмотрщиков. Выйдя на небольшой перекрёсток, мы остановились. Справа и слева от нас проходы были уже намного шире, так как здесь начинались камеры. Всего камер было 16. Они были настолько узкие и маленькие, что в них с трудом могли поместиться двое заключённых, хотя я слышал, что в других лагерях в такие камеры пытались посадить до трёх пленных.

В наше время такие камеры и подвалы строили специально для особо провинившихся, либо когда у комендантов просто появлялось желание в произвольном порядке выбрать несколько людей, чтобы отправить их в камеры. С виду камера была не больше 2 квадратных метров, обложенная со всех сторон стальными листами, которые, в здешних неотопительных подземных условиях всегда были ледяные. Сейчас меня охватывал страшный ужас, когда я думал о том, как там могли проводить время люди, которые могли пробыть в них несколько дней. Это было абсолютно замкнутое вечно тёмное пространство, в котором ты мог лишь сидеть на полу и дожидаться своей участи. Некоторые старики-инвалиды или больные умирали в этих камерах, но их трупы убирали не сразу. Тела могли оставаться там ещё неделю или две. Эти камеры не пустовали. Туда продолжали помещать заключённых, которым приходилось проводить время с уже мёртвыми пленными. Люди плакали, ревели и били руками об двери камер, на что надсмотрщики просто били с другой стороны ногой, приказывая замолчать. В некоторых таких камерах я видел следы от ногтей на дверях и стенах. Я сам не видел, но говорят, что некоторые от голода пытались откусывать себе части тела, а если заключённых было больше одного, люди пытались есть друг друга. Это была борьба за выживание. От нехватки кислорода люди задыхались в очень узких камерах, так как железная дверь очень плотно закрывалась. Сами камеры практически никогда не подвергались чисткам по понятным причинам, очищалось лишь помещение и коридоры подвала от ужасного трупного запаха. Я присутствовал в другом лагере, когда пленных сверху сгоняли, чтобы они убирали трупы людей из этих камер. Некоторые из них были их близкими или друзьями, судя по реакции некоторых людей. Их заставляли грузить трупы в грузовики, а затем они сами же сжигали их где-нибудь недалеко от лагеря. Особо шумных в пленных в камерах могли обливать из пожарного шланга либо невероятно холодной, либо ужасно горячей водой. Однажды я пробовал окунуть палец в обе воды ради интереса. Я не смог опустить его туда даже на полмиллиметра, а людей обливали из пожарного шланга. Открывали камеры и просто обливали минут 5-6. Затем снова закрывали. Естественно, никто не давал какую-то другую сухую одежду.
Я не застал времена 30-х и 40-х, когда лагеря только начинали строиться, но в наше время этим ужасом были такие вот подвалы смерти вместе с камерами.

Мы продолжали стоять на перекрёстке подвала. Спереди был проход, который делился на две части: в одной комнате было что-то вроде наблюдательной комнаты с громкоговорящим оборудованием, а в другой комнате была процедурная, в которую мне сегодня впервые необходимо было отправиться. Я повернул голову налево, потом направо. Рот находился в одной из этих камер. Только Бог знал, жив ли он ещё.
- Сюда, пожалуйста, - сообщил роттенфюрер, проводя нас с адъютантом к одной из камер. Он открыл её. Я не мог поверить своим глазам и в то, что это был когда-то мой товарищ. Рот лежал на полу, он был практически голый. Его посадили в камеру с одним из трупов, который, судя по виду, пролежал здесь уже около трёх или четырёх недель. Это был труп человека, которого сам Рот приказал доставить сюда. Адриан очень сильно прищурился от того, что, за почти сутки, отвык от света. Роттенфюрер взял его за волосы и по холодному влажному грязному полу поволок его в процедурную, бормоча про себя: «Давай, грязная крыса, сегодня ты…». Его голос испарялся.
- Сегодня враг народа и ваш личный предатель ответит по заслугам, герр полковник. Вашим ассистентом будет Хольстетд. Он уже подготовил всё необходимое в процедурной. После этой грязной крысы необходимо будет заняться остальными заключёнными, если они, конечно, ещё не подохли, - улыбаясь проговорил Гроссер.

В тот момент всё моё существо начало меняться. В тот момент для меня это было очень странно, но я совершенно не хотел больше никого пытать, истязать, убивать. Тем не менее, приказ есть приказ, и мне было необходимо его выполнить, хочу я того или нет. Я всё ещё штандартеннфюрер СС, я давал присягу.

Вдруг я подумал о супруге Рота Ханне. Она совершенно ничего не знала о судьбе мужа на тот момент. Время подходило, и мы с Гроссером отправились каждый по своим комнатам дальше по коридору.

Я вошёл в процедурную, если её можно было так назвать. Рот лежал на полу, но он уже пришёл в себя. Он был в ужасном состоянии. По его виду тогда я бы даже не утверждал, что он был в состоянии говорить что-либо. Пока доктор заканчивал свои приготовления, я решил наклониться и немного поговорить с Ротом. В тишине через стук медицинских приборов я слышал только жужжание яркой лампы, чтобы была над нами, хотя, несмотря на свою яркость, свет был такой же тусклый.
- Эй, Рот, - начал говорить с ним я.
- Герр полковник, - ответил он шёпотом. – Ну что же, вот и всё, похоже, - покашливая сказал он. – Я не говорил вам, но в своём отчёте я написал о том, как вы пощадили двух пленных. Простите, это была ошибка.
- Ты всё сделал так, как тебя учили, ты всё сделал правильно. Однако и мне нужно выполнять то, что я должен, - вставая обратно, ответил я ему.
- Герр полковник, всё готово. Можно начинать, - сообщил Хольстетд.
Я читал о некоторых видах пыток и медицинских экспериментов, которые проводились ещё при Гитлере. Некоторые из них остались и до наших дней. В нашей процедурной, например, стоял небольшой прибор, который вырывал у людей ногти. Рядом стояли две печки, между которых могли положить голову пленного, после чего у него загорались волосы. Пленных избивали цепью. Медицинские же эксперименты обычно применялись для того, чтобы проверить то или иное явление на пленных. Подопытных, проще говоря.

Я схватил Рота и усадил его за прибор, который выдирает ногти. Закрепив его руку и зажав пальцы, я приступил. Невыносимые крики и рёв Рота сводили меня с ума. Я чувствовал, как сзади меня взглядом пилит Гроссер, в каком-то смысле тоже проводя надо мной пытку. Возможно, за то, что я сохранил жизнь двум евреям, и он тем самым решил «убить» двух зайцев. Я смотрел на Рота и продолжал делать то, что от меня требовали. Я больше не должен был этого делать, я больше не хотел делать это, но от меня это требовали. Тот подвал начал изменять меня окончательно. Я пытал Рота физически, одновременно с этим под действием моей пытки менялось моё осознание всего того, что было вокруг.

Закончив с ногтями, я отправил Рота на избиение цепями, а затем положил его голову между двумя нагревателями. Мне хотелось посмотреть Гроссеру в глаза, я бы в ярости. Но я чувствовал, что он улыбается и смотрит на меня. Ужасный рёв Рота продолжался, а я уже был в его крови. В камерах ждали остальные. Я пытался не думать об этом через то, что делал с Ротом, но из головы не выходили эти мысли, что тех несчастных ждёт то же самое. Стоны Рота продолжались.

Я сидел на улице и курил сигарету. Уже переоделся и умылся. Я курил, чувствуя, что моя правая рука немного дрожит. Я причесался и умылся. С виду казалось, что я выгляжу как обычно. Проходящие мимо надсмотрщики приветствовали меня, а я только смотрел на них холодным взглядом и продолжал курить. Я повернул свою голову вправо, увидев, как развевается большой нацистский флаг на флагштоке управления.

Гроссер утром снова вызвал меня в свой кабинет. Но домой в ту ночь я не пошёл. Эмме я сказал, что, скорее всего, задержусь в управлении до самого утра. Теперь это было хорошим предлогом, чтобы не появляться дома в таком опустошённом состоянии. Я просидел так до самого утра, не сомкнув глаз. Утром я отправился в кабинет к Гроссеру.
- Герр полковник, проходите, - дружелюбно пригласил меня Гроссер.
Я вошёл и сел за стол перед ним. Он не стал поднимать вчерашнюю тему, а я вообще не хотел его больше никогда не видеть в жизни, желая, чтобы он оказался вчера на месте Рота и других пленных, которых стали жертвами после Рота и уже после того, как я ушёл.
- Сегодня я покидаю ваш лагерь, полковник. Фюрер получит от меня только положительную оценку о лагере. Он уже назначил нового коменданта лагеря. Его имя вам знать необязательно, - заявил Гроссер.
Я повернул к нему лицо с удивлённым видом.
- Почему это ещё, герр адъютант? – недоумевающе спросил я.
- Для вас подготовлены бумаги о вашем переводе в другой лагерь. Сегодня вы, как и я, покидаете это место и отправляетесь в лагерь ближе к фронту, - заявил Гроссер.
- Что?! – резко спросил я.
- Не переживайте вы так. Судя по данным здесь, это лагерь в Польше. В Плашуве, - сказал он. – Хм, да, это тот лагерь куда отправили жену бывшего коменданта.
Я снова вспомнил о Ханне. Я был куратором лагерей, так что для меня такие переезды были делом привычным, а семья всегда была со мной. Мне предстояла встреча с Ханной, чтобы рассказать о том, что произошло. Мне не хотелось этой встречи.
- Хорошо, герр адъютант, пойду собирать вещи, - сказал я, уже выходя из его кабинета.

Я вышел из здания управления, закурив ещё одну сигарету. Пройдя немного дальше от него, я повернулся посмотреть на лагерь, а затем на управление, к которому уже так привык. Я снова увидел развевающийся на ветру нацистский флаг, который был гордостью Рейха. Но я уже не мог гордиться им на тот момент. Меня отправляют в Плашув, чтобы там я мог продолжить то, что делал здесь. Но этому не бывать. Никто из пленных больше не умрёт от моей руки или руки кого-то, кто находится в поле моего зрения. С меня довольно.

Я докурил сигарету и сел в машину, которая должна была отвезти меня домой.

@темы: Творчество

---

Украл сегодня сладкий рулет, пока внутри здания Соратников никого не было ^_^ Он прям на виду был, а я его почему-то до этого не замечал. Стоило побегать по столу, он упал на пол неожиданно. Какой же он большой и наверное очень вкусный :3 надо готовить его же.

А во время подъёма на гору к Седобородые приходится бежать против ветра, соответственно и снег летит как бы в лицо, но у меня складывалось большое ощущение, что я сам бегу против этого снега, который перебивает дыхание. Хорошо сделали всё

---

"Офицер"

Автор: Сверхпингвин

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси, написано 14 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1
Глава 2

Глава 3

Я зашёл к себе в кабинет и резко захлопнул дверь. Подошёл к окну и решил в очередной раз закурить. Уже было достал сигарету, зажёг зажигалку, но затем также резко бросил сигарету на улицу. Гроссер должен будет пожаловать сегодня вечером на праздник ко мне в дом. Это могло бы показаться странным со стороны обычным людям, но для меня это было дело принципа – я ненавидел его всем сердцем.

Я ненавидел Гроссера за его отношение к близкому окружению, за его пренебрежительное отношение к обычным людям, даже в его голосе было нечто ехидное. Он только что застрелил одного моего рабочего, а других приказал запереть в камеры, чтобы завтра ночью поиздеваться над ними. Хотя я не питал никакой симпатии к этим людям на тот момент, но он убивает мою рабочую силу. Даже Адриан, мой друг, и тот старается придерживаться этой же точки зрения, хотя и питал такую же неприязнь к заключённым. Для Ларса Гроссера в мире не существовало ничего ценного и святого, кроме фюрера и его собственной личности.

Сегодня Рот должен будет встретиться вечером с Гроссером у меня дома. Вечер обещает быть очень неприятным. И о чём, интересно, адъютант хочет поговорить со мной. Конечно, тогда я этого ещё не знал, но сейчас, сидя в своей камере, я прекрасно помню, что случилось вечером в тот ноябрьский понедельник.

Только что мне в окошко стальной двери камеры снова протянули дневную норму еды. Съел, что было, и снова продолжаю писать. Карандаша ещё хватает. Интересно, будет ли мне позволено попросить новый.

В общем, закончив с кое-какой бумажной волокитой, меня отвезли на мою виллу, которая была также неподалёку. Это был дом средних размеров, двухэтажный, с обширной лоджией полукругом, где было 2 кресла, между которыми стояла ваза с цветами. Большой зал для подобных приёмов, как этот, находился на первом этаже и занимал почти всё пространство. На первом этаже также была кухня и прочие небольшие комнатки, в которых могли располагаться гости нашего уютного дома. Спальня и детская находились на втором этаже. Вокруг дома был небольшой палисадник, который подстригал садовник раз в одну-две недели.

Гостей было в тот вечер достаточно. Вся наша семья, Рот, несколько представителей младшего офицерского состава лагеря, которые пришли со своими жёнами, а также пара гостей из Берлина, которые служили в вермахте. Один из них был в чине генерал-майора, специально решивший взять себе день отдыха и приехать на день рождения моей супруги Эммы. Зовут его Фридрих фон Хоффман. Доблестный и честный человек, имевший статный вид и внешность, который в будущем, как оказалось, разделял мои взгляды относительно нынешнего положения в стране.
- Фрау Гроссманн, от лица германского вермахта хочу поздравить вас с днём рождения. Простите за то, что явился к вам в дом без какого-либо подарка, мешает каждодневная служба, - с улыбкой сказал только что пришедший на праздник фон Хоффман.
- Ничего страшного, герр генерал, ваше присутствие в нашем доме и так уже большой подарок. Пожалуйста, проходите пока в гостиную. Потом мы ждём вас в большом зале, - вежливо и с улыбкой ответила Эмма.
- Мартин, привет, - поздоровался со мной генерал.
- Генерал, добро пожаловать, - ответил я.
Фридрих и я прошли в гостиную, чтобы немного поговорить. Мы с ним были знакомы уже очень давно. Можно было даже сказать, что генерал был моим настоящим другом, которому я мог рассказать свои секреты, при этом он давал мне здравые и хорошие советы.
- Я слышал, кто сегодня должен будет пожаловать на праздник, - с небольшой печалью в голосе и серьёзным лицом сказал Фридрих.
Я повернул голову влево, в сторону большого зала, затем опустил взгляд в ноги, посмотрел влево, а затем на Фридриха.
- Я не…, - не успел я закончить, как генерал сказал.
- Не делай глупостей. Будь сегодня спокоен. Я знаю, что он хочет прийти сюда не по доброте душевной и что ему абсолютно наплевать, будь сегодня хоть день рождения фюрера, но раз уж он придёт, постарайся держать себя в руках, - предупредил меня Фридрих и похлопал по правому плечу. – Пойдём, сегодня хороший вечер, отбросим плохие мысли!

Мы прошли с ним в большой зал, где гулянье вовсю продолжалось. Чуть позже меня попросили сыграть на скрипке. Конечно же, я не стал отнекиваться. Я и сам с удовольствием хотел сыграть на ней. Люди говорили, что у меня огромный талант, который пропал за формой полковника СС. Не знаю, как так вышло, но музыку для своей скрипки я мог сочинять практически на ходу, поэтому я почти никогда не повторялся в мелодиях. И всем это очень нравилось. Эти прекрасные мягкие домашние уютные звуки скрипки, горящий камин в доме, семейный праздник с друзьями. Не могу сейчас вспомнить понедельника лучше. Люди улыбались и радовались. К сожалению, это закончилось со стуком в дверь.
Это был Ларс Гроссер, который всё-таки решил пожаловать. Я открыл дверь, и на пороге стоял адъютант.
- Герр полковник, здравствуйте. Надеюсь, я не слишком опоздал? – спросил Гроссер со своей уже стандартной улыбкой.
- Нет, что вы, проходите, герр адъютант, - ответил я.
- Герр адъютант, добро пожаловать, - с улыбкой подошла к нему Эмма.
- Ах, фрау Гроссманн, приятно пожаловать в столь уютный дом, в котором живёт такая прелестная хозяйка. Поздравляю вас с днём рождения, - Гроссер подарил ей большой букет цветов.
- Благодарю вас, герр адъютант, проходите к нам, пожалуйста, - пригласила его Эмма.
Гроссер прошёл в зал, где поздоровался с генералом и младшим офицерским составом, а Рота решил оставить напоследок. Сначала я подумал, что он решил в очередной раз съязвить над ним, но меня очень даже удивило, что он вежливо поздоровался с ним. Впрочем, на самом деле вежливости в нём было столько же, сколько воды в пустыне Сахаре.

Гроссер присоединился к нашему столу, офицеры очень весело с ним общались. Они шутили и смеялись. В этот момент я с генералом и Ротом уже стоял на улице, где мы решили втроём выкурить. Честно говоря, не помню, о чём конкретно мы тогда общались, но, видимо, не о чём таком важном. Это была обычная приятная дружеская беседа товарищей. Хотя генерал и не очень хорошо знал Рота на тот момент, но внешне Рот не вызывал никакого отвращения, производя впечатление очень воспитанного человека. Позже к нам на улицу вышла и Эмма с детьми. Я подошёл к ним, и мы просто обнялись, как семейная пара.

Вечер казался тогда очень даже неплохим, несмотря на то, что у меня в доме был один из самых неприятных людей во всём Рейхе. Вечер казался неплохим, до тех пор, пока на улицу не вышел Гроссер и не попросил меня.
- Фрау Гроссманн, позволите ли вы мне украсть у вас вашего мужа ненадолго? – спросил он.
- Это ненадолго, я скоро вернусь, - сказал я Эмме, поцеловав её в лоб.
Мы с Гроссером поднялись на второй этаж, где зашли в мой кабинет. Там был мой рабочий стол и два кресла с небольшим журнальным столиком. На столе стояла бутылка с вином. Я решил присесть, а Гроссер осматривал комнату.
- Должен заметить, у вас уютное гнёздышко, герр полковник. Отличный дом, жена дети, вы живёте в достатке. Вы воспитанный, опрятный, приятный человек, с которым можно вести серьёзные дела.
- Спасибо, герр адъютант. Да, так и есть, я ни на что не жалуюсь, - не понимая, к чему он ведёт, ответил я.
Он подсел ко мне напротив и решил налить вина.
- Хотите? – спросил он.
- Да, пожалуй, - ответил я.
Он налил нам обоим по бокалу.
- За что выпьем? – спросил я.
Гроссер, немного подумав, ответил:
- За тысячелетний Рейх!
После того, как мы с ним выпили, просидели молча ещё почти полминуты. Забавно, что у меня была отличная память на такие детали. Гроссер первым прервал молчание.
- Баум поведал мне о вас ещё кое-что, - заявил адъютант.
Я сразу вспомнил их разговор в конференц-зале. После того, как я вышел оттуда, Баум ещё продолжил о чём-то говорить с адъютантом, но я не смог расслышать до конца.
- Что же он рассказал вам? – спросил я, практически не двигаясь.
- Он рассказал мне о том, почему вы стали тем, кто вы есть сейчас. Вы страстно ненавидите всех тех пленных, которые сидят в вашем лагере. Он рассказал мне о том, что случилось с вашей матерью. Мне действительно жаль её, что всё обернулось так трагически, и приношу свои соболезнования. Я помню то дело, к сожалению, не знал, что тогда в массовке погибла ваша мама. После этого случая вы решили, что будете верой и правдой служить германскому Рейху, бороться с врагами внешними и внутренними, как того требует присяга. Я понимаю, что вы верны нашему Рейху и фюреру, но я также знаю, что все ваши нынешнее чувства, ваша ненависть и злость по отношению к внутренним врагам искусственные, ведь так?
- К чему вы клоните, герр адъютант? – строго спросил я его.
- Ничего особенного, мы просто беседуем. Наш фюрер и высшие чины СС и верхмата уважают вас. Взгляните хотя бы на фон Хоффмана. Он ваш настоящий друг, а он знает о том, что месяц назад вы пощадили двух евреев, когда те не занимались своей работой в лагере? – внезапно спросил Гроссер.

Вдруг я остолбенел. Я никому никогда не говорил о том случае. Это было месяц назад в лагере. Евреи занимались обычный рутинной работой, как и все, но, прогуливаясь по периметру лагеря, я заметил, что двое из них отсиживались на солнце. Со мной было ещё два надсмотрщика, и мы решили узнать, что к чему. Увидев нас, они тут же принялись за свою работу, хотя и понимали, что уже было поздно, так как к ним шёл полковник с двумя надсмотрщиками. Мы остановились перед ними, я достал свой пистолет, а надсмотрщики - винтовки. Я зарядил оружие и смотрел пленным прямо в глаза. Это был всего лишь миг, что-то внутри меня на секунду переменилось, и я приказал надсмотрщикам продолжить осматривать периметр. Они отошли подальше, а я продолжал смотреть номеру 1742 и номеру 1234 в глаза. Я сделал два выстрела, положил пистолет в кобуру и пошёл дальше. Надсмотрщики подумали, что я лично убил заключенных, тем более, что они не имели права задавать мне подобных вопросов. На самом деле я сделал два выстрела в землю. Об этом, кроме меня и двух евреев, не должен был знать больше никто.
- Как вы узнали об этом? – спросил я тихо.
- Ваш отчёт, там было всё изложено. Кажется, герр комендант Рот видел, что случилось, и не мог не отразить это в своём рапорте. Сразу видно настоящего германского солдата, верного и преданного, - ответил Гроссер. Адъютант решил закурить. – Но я думаю, что мы сможем замять это дело, герр полковник, вы согласны?

Я сидел и не мог поверить в то, что слышу. Мало того, что об этом случае узнал не кто-нибудь, а Ларс, так ещё и человек, с которым я сдружился во время своего пребывания в лагере, решил вот так со мной поступить. Человек, к которому я относился с должным уважением, с которого я никогда ничего не спрашивал просто так. Он сейчас находится этажом ниже и воображает из себя, как будто бы ничего не было. Хотя надо признать, что я сам был виноват в этом.
- Вот как мы поступим, герр полковник. Сегодня я приказал запереть в камерах подвала кое-какое количество заключённых, чтобы завтра мне продемонстрировали, как проходят в лагере медицинские эксперименты и пытка провинившихся заключённых. Чтобы я ничего не доложил фюреру, завтра именно вы будете заниматься этим процессом. Я буду лично наблюдать за ходом ваших действий. И я думаю, что именно так мы сможем решить наши проблемы. Вы согласны? – предложил он.

У меня не было выбора. Я согласился, иначе об этом случае доложили бы в Берлин, и тогда мне грозила бы высшая мера наказания.

Мы с Гроссером выпили ещё по бокалу вина, а затем он сказал, что ему уже пора уходить. Я решил проводить его. Мы с Эммой стояли с ним в прихожей, где он собирался. Мы с Гроссером делали вид, будто бы ничего не было только что на втором этаже. Внезапно я услышал за своей спиной щелчок пистолета. Прямо за моей спиной. Эмма обернулась и закричала. Я повернул голову и увидел, что это был Рот. Он целился в Гроссера.
Как только в зале услышали крик Эммы, все гости сбежались посмотреть, что происходит. Офицеры отправили своих жён обратно, потому что обстановка накалялась.
- В чём дело, герр комендант? – строго и сердито спросил Гроссер.
- Адриан, ты что творишь? – спросил его фон Хоффман и приказал опустить пистолет.
Адриан продолжал целиться. Я видел, что на его глазах уже наворачивалась слеза. Лицо его был практически красным от напряжения, пиджак был расстёгнут, а рубашка измята на воротнике. Кажется, что он перебрал лишнего, но это не повод хвататься за оружие и направлять его на того, кто исполняет приказы и поручения только фюрера и генералов вермахта. Сейчас у адъютантов были именно такие полномочия.
- Вы решили отправить мою жену в концентрационный лагерь и ставить опыты на этих грязных крысах. Она никогда не хотела этого, но её заставили поехать силой! – вдруг прервал молчание Рот.
Гроссер положил шарф на полку и недоумевающе спросил:
- По какому праву комендант лагеря решил обсуждать решения не только мои, но и нашего фюрера? – спросил Ларс. – Что всё это значит?! Или мне расценивать этот поступок, как измену фюреру?
- Адриан, опусти свой пистолет, я просто прошу тебя, - спокойно и тихо попросил я.

Рот нехотя убрал свой пистолет обратно в кобуру. Развернулся и пошёл в зал, но вдруг остановился. Мы с фон Хоффманом перекинулись взглядами. Рот быстро развернулся и справа решил как следует ударить Гроссера. Тот упал на пол с окровавленным носом. Один из младших офицеров хотел помочь ему встать, но тот его оттолкнул. Он встал и приложил к своему носу салфетку. Кровь шла не переставая.

Два офицера схватили Рота сзади и зажали ему руки. Он пытался вырываться, но его держали очень крепко.
Гроссер менял салфетки и медленно подходил к Роту. Его шаги были размеренные и уверенные. Он подошёл к нему вплотную. Посмотрел на кровь из своего носа на салфетке. Они перекидывались взглядами. Несмотря на то, что я недавно узнал о Роте, сейчас мне было не по себе видеть, что это может быть последний вечер в его жизни. Про себя я думал, что предупреждал тебя, идиот.

Они смотри друг на друга, и вдруг Гроссер тихо и уверенно сказал:
- Герр комендант Адриан Рот, вы арестованы. - Двум офицером он кивком головы приказал вынести его на улицу. Больше я тогда вечером его не видел. Гроссер продолжил собираться и перед уходом сказал мне:
- Завтра после утреннего построения жду вас у себя в кабинете, герр полковник. Герр генерал, фрау, - он кивнул им головой на прощанье и ушёл.
Эмма села на стул и разревелась. Мы с фон Хоффманом стояли рядом с ней, смотрели друг на друга и думали о том, что случится дальше.
На утреннем построении Рота не было, оно и понятно. Раньше каждое утро мы всегда стояли с ним здесь и могли что-нибудь обсуждать. Конечно, в дозволенных рамках.
После построения и того, как я отдал приказ разойтись, я глубоко вздохнул. Мне предстоял поход к Гроссеру.

@темы: Творчество

---

"Офицер"

Автор: Сверхпингвин

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси, написано 14 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Предыдущие главы:
Глава 1

Глава 2

После утренней проверки мы с Ротом отправились в центральное управление лагерем, которое стояло неподалёку от огороженных электрифицированной изгородью бараков. Это было не слишком высокое здание, имевшее всего лишь 5 этажей. Если смотреть на него сверху, то оно напоминало свастику. Построили здание из мрамора.

У каждого служащего в этом лагере была специальная электронная карточка с именем, званием, а также адресом и группой крови. По этим картам сотрудники могли входить и выходить из различных отделов управления, при этом их присутствие регистрировалось в управлении безопасности.

Холл управления был большим по своим меркам. Всего в управлении находилось порядка 100 служащих: младший офицерский состав, служба охраны и безопасности, в комнате которой находились мониторы с камерами наблюдения за лагерем. Было медицинское отделение, в котором главным врачом был Маркус Хольстедт. Стоило бы отметить, что он также отвечал за секретные медицинские эксперименты, которые проводились над пленными лагеря поздно ночью в подвале здания под руководством Рота. Были также небольшие отделения. Помню, что на днях должна была состояться одна из таких ночей.

Конференц-зал, в котором тогда должны были принимать Гроссера, находился на четвёртом этаже здания, а лоджия выходила прямо на лагерь, откуда он был как на ладони.

Перед встречей с адъютантом мне необходимо было переодеться. Я сдал свою испачканную одежду в химчистку и оделся в обычную СС-овскую форму. Это был белый пиджак с белой рубашкой, чёрным галстуком, чёрные брюки и чёрные лакированные ботинки. Слева на воротник пиджака в районе сердца я пристегнул небольшой значок, который носили представители нацисткой партии. Позже я встретился с Ротом в его кабинете. Его кабинет был тёмно-бордового цвета, уютное помещение, в котором не было слышно разговоров солдат за дверью, здесь также был камин и 2 кресла перед ним. Через окна можно было увидеть площадь, на которой мы с ним только что были.
- Да, войдите, - смотря в какие-то бумаги на своём столе, выкрикнул Рот. Я вошёл к нему в кабинет. – Герр полковник…
- Не вставай, - сделав небольшой жест рукой, сказал я. Я сел к нему за стол с передней стороны. На столе стояла его семейная фотография. – Кто это? – спросил я, взяв я рамку с фотографией. – Я раньше не видел у тебя здесь никаких фотографий.
- Это мои дочка и сын, им сейчас по 15 лет, а это Ханна. Они сейчас в Берлине. Ханна работает там в одной из центральных больниц. Говорят, что её хотят отправить в Польшу в один из лагерей там. Плашув, кажется.
- Сама хочет? Неужели такая милая женщина решилась пойти на такое? Мы с тобой уже давно завязли в этом деле, а что с ней? – спросил я недоумевая.
- Нет, что вы, герр полковник, - выдержав небольшую паузу и взяв у меня из рук фотографию, он продолжил, – Приказ от начальства, подписанный фюрером и адъютантом, сделать ничего нельзя.
Лицо Рота тут же погрустнело. Обычно он никогда ни от чего не расстраивался. Можно сказать, что у него на лице всегда была какая-то скрытая ухмылка или улыбка. Да, он был безжалостен по своей натуре, но когда дело касалось его семьи, родных и друзей, он стоял за них горой. Это качество мне в нём очень нравилось. Мне стало его по-человечески жаль. Хм, неудивительно, очередное грязное дело Гроссера.
- Ясно. Что у нас с отчётом? Ты всё подготовил для встречи? Они вот-вот должны прибыть.
- Всё готово, полковник, вот, - ответил он, передав мне папку с данными за последние полгода, в которых было указано число погибших пленных, общий объём работы, время рабочего дня – в общем, всё.
- Ну что ж, хорошо. Уже полдвенадцатого, пора готовиться. Сходи на 4-й этаж и подготовь всё, я скоро приду.
- Как скажете, герр полковник, - ответил Рот. Он вышел из кабинета, а я ещё раз бросил взгляд на фотографию его семьи, в особенности на Ханну. После этого я быстро вышел из его кабинета и отправился на первый этаж, чтобы встретить гостей.

Машина Гроссера, чёрный Фольксваген, подъезжала к управлению. Так получалось, что он должен был проехать неподалёку от самого лагеря. Поэтому он мог непосредственно видеть, как заключённые проделывают свою работу и уже делать кое-какие соответствующие выводы. Это решение было сделано специально, чтобы на заседании можно было оценить, насколько отчёты соответствуют тому, что адъютант видел своими собственными глазами.

Рядом с ним в машине на заднем сиденье сидел один из руководителей нацисткой партии Томас Баум. Полный мужчина был в чёрном костюме, как и Гроссер, но тот любил появляться в тёмных очках.

2 автомобиля с охранными группами СС ехали спереди и сзади, а машина Гроссера была в середине. Без пятнадцати двенадцать они подъехали к управлению. Я, Рот и ещё несколько представителей ждали их в холле. Я старался сдерживать себя, потому что сейчас перед моими глазами должен был предстать, пожалуй, самый отвратительный человек во всём Рейхе. Я сжал руки за спиной с такой силой, что складывалось ощущение, будто бы из ладоней пошла кровь. Но я больше переживал не за себя, а за Рота, который стоял справа от меня. До сих пор помню нашу беседу о его семье. Гроссер входит в здание.
- А здесь у нас располагается центральный холл управления концлагерем, сэр. Как вы можете заметить, всё сделано на высшем уровне, - объяснял ему один из служащих надсмотрщиков.
Гроссер остановился, снял свои очки и осмотрел здание вокруг изнутри. Его взгляд пал на меня. В холле сейчас не было практически ни души. Во-первых, подходило время обеда, во-вторых, некоторые работали на улице рядом с заключёнными. Гроссер подошёл к нам.
- Герр полковник, здравствуйте. Ларс Гроссер, - сказал адъютант с улыбкой.
- Добро пожаловать, герр адъютант, Мартин Гроссманн, приятно познакомиться, - выдавил я из себя.
- Герр комендант. Адриан… Руд, кажется? Верно? – продолжа улыбаться Гроссер, пожимая руку Роту.
- Рот, сэр, Адриан Рот, - пытался выдавить из себя в ответ улыбку майор, попытавшись подыграть ему. На самом деле даже я не представлял, в какой ярости сейчас был Адриан.
- Да, конечно, немного подзабыл, простите меня. Такая уж у меня память, - ответил Гроссер всё ещё продолжая улыбаться.

Мы отправились в конференц-зал, чтобы поговорить о нашем общем деле. Гроссер сидел за длинным столом на другой стороне. Он раскачивался в стороны на своём офисном кожаном стуле. За его спиной была дверь, которая выходила на лоджию, откуда был виден лагерь. Я сидел рядом с ним, а в этот момент Рот презентовал ему свой отчёт. Гроссер не смотрел на него, казалось, что он и даже и не слушает. Вопросы задавал только Баум.
- Я надеюсь, что вы осознаёте, что в связи с напряжённой ситуацией на восточных границах с Белоруссией и Украиной и нашим стремлением взять под контроль восточные земли, в лагерь будет поступать ещё больше пленных? – заявил Баум.
- Да, мы это осознаём и готовы принять необходимые меры. В первую очередь, после начала нового года мы собираемся провести в лагере чистку, избавившись от больных стариков, избавившись от ненужной рабочей силы, а также сократив количество детей в лагере, - ответил я.
- Ожидается, что после зачистки лагерь освободится почти на 30% от ненужных заключённых. Детей мы собираемся отправить в концентрационный лагерь Дахау, а после чистки больных стариков закопать их трупы где-нибудь в лесу неподалёку отсюда. Естественно, этим будут заниматься те, кто способен работать в лагере. Некоторые трупы мы можем просто сжечь, - продолжил Рот.
Я смотрел на адъютанта время от времени, его взгляд так и падал на дверь, когда он уже окончательно развернулся к лоджии лицом. Он смотрел, сконцентрировавшись, на лоджию и решил закурить.
Вдруг затянувшееся молчание адъютанта подошло к концу, и он прервал разговор Рота с Баумом.
- Я хочу посмотреть, - чётко сказал Гроссер. В комнате наступила гробовая тишина.
- На что хотите посмотреть, герр адъютант? – спросил Рот. Было видно, что ему крайне не понравилось, что к его докладу отнеслись крайне пренебрежительно.
- Я хочу посмотреть на ваших заключённых, - ответил Гроссер, быстро развернувшись обратно к нам лицом. – Я хочу лично посмотреть, кто чем у вас в лагере занимается, оценить профпригодность тех или иных рабочих крыс. Вы можете это устроить?
- Разумеется, герр адъютант, - ответил я. Я посмотрел на Рота и жестом головы отправил его в сторону двери, чтобы он распорядился. – Герр комендант, распорядитесь, чтобы возле южного барака построились 20-30 пленных.
- Слушаюсь, герр полковник, - ответил мне Рот и, посмотрев на Гроссера и Баума, вышел из комнаты. За дверью я слышал его разговор с роттенфюрером о том, чтобы он приказал своим людям собрать пленных возле бараков.

Мы втроём – я, Гроссер и Баум – сидели в комнате в тишине несколько секунд. Гроссер думал о чём-то своём. Баум решил прервать молчание.
- Герр полковник, как руководитель секретариата нашего фюрера, хотел бы спросить у вас. Я как раз после нашего визита сюда должен буду встретиться с канцлером и хочу узнать: не нужно ли вам здесь провести некоторые улучшения?
- Нет, сэр, пока никаких планов у меня нет. Если бы что-то было нужно, я бы отправил запрос в Берлин, - сказал я. После этих слов я захотел выйти, чтобы пойти на площадь и проверить, всё ли там готово. Гроссер и Баум остались в комнате и хотели ещё что-то обсудить, я не стал им мешать. Тем более, это был хороший повод покинуть эту комнату. Выйдя за дверь, я ещё немного постоял возле неё, услышав слова Баума: «Хочу рассказать вам ещё кое-что о полковнике, Ларс…». Я не смог услышать разговор дальше, так как ко мне подошёл роттенфюрер и сказал, что всё готово. Я зашёл в зал и сообщил гостям:
- Господа, всё готово, пройдёмте, я вам всё покажу, - сообщил я быстро. Они встали со своих мест и мы вместе отправились на улицу.
Роттенфюрер поставил в колонну 40 заключённых, остальные занимались своими обязанностями. Гроссер шёл медленным шагом вдоль колонны, а мы с Ротом стояли на месте. Пленные опустили свои головы вниз, чтоб не смотреть в глаза адъютанту.
- И по сколько часов в день они здесь работают? – спросил Гроссер.
- 10-11 часов в день обычно. Это наша строительная бригада, она занимается возведением нового расширенного барака вон там, - ответил комендант.

Гроссер дошёл до конца колонны и повернулся в обратную сторону. Он стоя смотрел на каждого пленного, а затем подозвал к себе надсмотрщика. Что-то сказал ему на ухо, а потом надсмотрщик взял с силой за руку одного пленного, отвёл немного вперёд и поставил на колени. Гроссер быстро достал из кобуры свой пистолет, мгновенно оттянул затвор, подошёл к заключённому, подставил дуло к его затылку, достал часы и сказал:
- Ты кто здесь?
Пленный был пожилым человеком на вид лет 60-65. Он выглядел очень плохо: худощаво, грязно. Не могу точно сказать, но было ощущение, что он был чем-то болен. Медицина в лагерях проходила таким образом, чтобы замедлить процесс лечения. Эти методы были разработаны ещё задолго до нас и были одними из методов жестокого обращения с заключёнными и проведением медицинских экспериментов.
Заключённый дрожащим голосом еле-еле пытался выговорить:
- Я инженер здесь, занимался проектировкой внутренних помещений здания. Занимался обычным строительством, герр адъютант, - ответил он. Я смотрел на него. Глаза его были опущены к земле. Было чувство, что он вот-вот мог заплакать. Сейчас решался вопрос о его жизни и смерти. Он на коленях, а сзади него человек, который в любую секунду может нажать на курок.
Гроссер взял часы поудобнее и сказал:
- У тебя есть минута. Расскажи мне, почему ты здесь так полезен и почему я не должен убивать тебя, пытаясь найти тебе замену. Я даю тебе шанс оправдать твоё место здесь.
Минута пошла. Секундомер тикал. Для Гроссера каждая секунда казалась вечностью, он то и дело поправлял в руке пистолет, который уже упирался в затылок этому пожилому человеку. Для пленного каждая секунда шла со скоростью света, он долго молчал, пытаясь найти нужные слова. Он просто потерял дар речи. Он пытался что-то промычать, на что адъютант лишь выкрикнул:
- Что? Громче! – посматривая на секундомер, сказал Гроссер. В голове я отсчитывал пройденные секунды. Оставалось секунд 30, не больше.
Оставалось совсем немного до истечения времени, но из уст пожилого ещё не было издано ни одного чёткого звука.

Время подошло к концу, Гроссер напрягся. Он опустил пистолет от его затылка, но продолжал смотреть со спины на заключённого, у которого спереди был номер 5431. Рядом с номером у него был красный треугольник остриём вниз. В середине треугольника была заглавная буква N. Только от этого я понял тогда, что это был норвежский заключённый, который в лагере успел немного выучить немецкий.

Время подошло к концу. Без всяких колебаний Гроссер с раздражённым лицом выстрелил старику в спину. Он замертво упал на землю. Два надсмотрщика подошли к его телу и сделали ещё 3 контрольных выстрела. В колонне все задрожали от страха, но старались не показывать этого, хотя я видел.

Гроссер начал быстро ходить взад-вперёд, смотря на пленных. Они пытались стоять на своём месте и делать вид, что не обращают внимания на случившееся. Вдруг Гроссер остановился.
- Я хочу, чтобы каждого пятого из стоящих здесь сегодня посадили в под замок в камеру. Завтра я хочу посмотреть на то, как в вашем лагере будет проводиться процесс зачистки, - строго сказал Гроссер. Проходя мимо меня, он повернул голову, посмотрел на труп норвежца и сказал:
- Вот она ваша чистка, уже началась. От грязных крыс нужно избавляться как можно раньше, полковник, - сказал он и пошёл дальше вперёд. Позади него шли два личных охранника.
Я приказал надсмотрщикам избавиться от мёртвого тела, а пленных немедленно отвести в подвал, чтобы запереть. Никакой еды для них не предназначалось. Я поручил Роту заняться этим сейчас же, а сам отправился в свой кабинет. Баум не захотел присутствовать на казни.

Неожиданно Гроссер остановился и сказал мне:
- Сегодня, надеюсь, встретимся с вами на дне рождения вашей супруги, герр полковник. Нам нужно будет поговорить наедине. Ничего особенного, обычный разговор по душам. Надеюсь, что у вас будет весело, - заявил адъютант.

Я остолбенел. Я не знаю, кто сказал ему про праздник. Кроме Рота я не говорил о нём никому, да и он узнал об этом только сегодня. Всё остальное время он был со мной и ни разу не оставался один на один с Гроссером. К тому же, Рот и сам будет в ярости, увидев его там. Тем не менее, кто бы ни сказал об этом Гроссеру, мне придётся готовить себя к, возможно, одному из самых ужасных вечеров в жизни.

Последний мой ужасный вечер был, когда мне прислали извещение о смерти отца и матери. Отец умер от тяжёлой болезни, а мама работала в одном из лагерей врачом. К сожалению, в лагере произошёл бунт. Почти сотня пленных заключённых решили устроить мятеж. Под ударом тогда оказалась моя мама. Возможно, вдобавок к моему воспитанию, которое прививалось мне с детства, каким я был раньше, когда я не чувствовал жалости к пленным, прибавилась и эта ситуация.

Тогда я ещё не был женат и никого из родных и близких рядом не было. Это продолжалось довольно долго, я никак не мог обрести душевный покой. Только с появлением в моей жизни семьи я снова обрёл жизнь и лёгкость.
Но в тот момент возле южного барака я чувствовал, что сегодня вечером должно что-то произойти. Я был прав.

@темы: Творчество

---

"Офицер"

Автор: Сверхпингвин

Фэндом: Ориджиналы

Рейтинг: R
Жанры: Драма, Экшн (action), POV
Предупреждения: Смерть персонажа, Насилие
Размер: планируется Макси, написано 14 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе написания

Описание:
Третий Рейх просуществовал до 21 века. История рассказывает о ходе гражданской войны в стране 2012-2013 гг., когда полковник СС решает положить конец угнетению человеческого достоинства.

Ficbook

Глава 1

Перед лицом Бога я клянусь этой священной клятвой фюреру Германского Рейха и народа Адольфу Гитлеру, главнокомандующему вермахта, беспрекословно подчиняться и быть, как храбрый солдат, всегда готовым пожертвовать своею жизнью.

Долг. Честь. Отвага. Когда-то эти качества были свойственны каждому человеку и офицеру в нашей стране. Некогда все жители Рейха верили в священную идею фюрера и готовы были с честью и достоинством поклясться в верности. Благодаря этому германскому народу наш Рейх возвысился до небывалого величия. Невольно начинало казаться, что ты находишься в некоем раю. Роскошь, слава, почёт и уважение. Обладать этими качествами здесь значит обладать мировым господством, но мне даже страшно писать о том, какой ценой было достигнуто это величие. Все мы здесь были когда-то любители вкусной еды и роскоши.

Время неотвратимо летит вперёд, но ты уже не в силах воспринимать происходящее «за кулисами сцены». Со временем ты осознаешь для себя, что ранее поставленные всеми нашими предыдущими фюрерами планы канули в небытие.

Меня зовут Мартин Гроссманн, мне 46 лет и я сижу в своей камере в засекреченной тюрьме под Берлином: тёмной, холодной, такой безжизненной, но ведь это нисколько не удивительно. Сейчас на улице ранее зимнее морозное утро. Я родился во Франкфурте-на-Майне в семье генерал-майора вермахта. Всё моё воспитание прошло в духе национального немецкого патриотизма, прививании жизненных ценностей и целей. Я не хуже других знаю, что такое отдать долг своей стране, в которой я вырос, и которая дала мне то, что я имел до некоторых пор. Но потом ты начинаешь понимать, какой ценой ты достиг своих целей, уровня и качества своей жизни.

Я был готов отдать этот долг, желая во что бы то ни стало излечить свою страну от страшной эпидемии под названием «национал-социализм», от притеснения и угнетения человеческих прав и достоинства, избавить пленных и заключённых от мучений. Порой я думал о том, что эта болезнь страшнее даже чумы.

Ожидаю своей участи, которая, вероятно, уже известна вам всем. Я был арестован за поднятый в стране мятеж против фюрера, близкого его окружения, национал-социалистической партии и всех остальных верных и преданных фюреру людей. Я делал это только ради Священной Германии. Не знаю точно, но, вероятно, что нас смогли разбить, а с остальными мятежниками уже могли сделать то же, что сделают и со мной уже скоро. Всё случилось крайне неожиданно.

Я был штандартенфюрером СС, на чьи зверства, наравне с гестапо, с отвращением смотрели даже офицеры и генералы вермахта. Хотя я должен признаться, что и я приложил руку к развитию описанной мною выше болезни. Я отдавал приказы о казни, я лично убивал пленных, а иногда, очень редко, расстреливал на месте, просто потому что мне не нравился вид этого человека. В общем, я занимался и всем тем, чего от нас требовала присяга.
Здесь я имею при себе лишь свой дневник, который я решил завести, чтобы окончательно не сойти с ума от пребывания в этом помещении. Оно давит на меня, а каждая минута здесь кажется вечностью. С удовольствием бы сейчас поиграл на своей скрипке. Дома вся семья любила слушать звуки скрипки – спокойные, умиротворяющие, такие домашние и уютные.

За дверью я слышу разговор двух надсмотрщиков. Я не могу разобрать их разговор через толстую стальную дверь, в котором есть только отверстие, через которое мне обычно передают кусочек чёрствого хлеба и миску с водой раз в день. Удивляюсь, почему мой разум ещё не поплыл окончательно. Больше всего я переживаю за свою семью. Мне совершенно неизвестна их судьба, хотя я бы отдал сейчас всё, лишь бы увидеться с ними, обнять, почувствовать, прикоснуться ко всей своей семье. Я могу молить лишь Бога о том, чтобы с ними всё было в порядке и их не смогли отыскать.

Я не жалею о том, что пытался сделать для своей страны, для безопасности её народа и тех пленных людей, которые подверглись ужасным пыткам, голоду, истреблению. Я ещё успею рассказать вам всё по порядку. Надеюсь, что у меня ещё достаточно времени, и вы сможете узнать и понять всю историю от начала и до этого, скорее всего, конца.

Это был ноябрь 2011 года. Тогда я курировал один из крупнейших концентрационных лагерей в стране, который был открыт совсем недавно. Он располагался под Берлином. На тот момент в нём находилось почти 4 тысяч заключённых. В основном это были пленные евреи, чьи родственники были задержаны ещё в 40-е годы. Было некоторое количество поляков, а также заключённых других национальностей. Комендантом этого лагеря тогда был штурмбаннфюрер СС Адриан Рот, который славился своей безжалостностью по отношению к заключённым. Он мог запросто подойти к пленному и выстрелить ему из своего пистолета прямо в голову в упор. Нельзя было не признать, что он любил убивать просто из развлечения. Так он любил «убивать» и время. Бывало, что по ночам он приказывал надсмотрщикам в случайном порядке выбирать 3-4 заключённых, а затем отводить их в комнаты для пыток. У меня до сих пор в голове проходят крики людей в камерах. Это не просто крики, это был рёв, который тонул в глухой тишине подвала. Рот был твёрд, но в то же время он понимал, что необходимо сохранять рабский труд, поэтому в некоторых моментах он старался себя сдерживать, хотя это получалось с большим трудом.

Всё началось в один из ноябрьских дней, в понедельник, если быть точным. Именно тогда я узнал, что в лагерь должен был приехать с проверкой личный адъютант нашего фюрера Ларс Гроссер. Так как лагерь стоял под Берлином и имел статус одного из крупнейших, он находился под жёстким контролем властей из столицы, а эти проверки проводились в лагере раз в полгода. До этого визита Гроссера у фюрера был другой адъютант, Марк Юнге, но из-за неизвестной никому ссоры с рейхсканцлером он был снят с должности. С тех пор о нём ничего не слышно. О его судьбе неизвестно даже рейхсфюреру СС, близкому соратнику фюрера и, что интересно, моему другу Клаусу Франке. Его судьбой занялся лично фюрер.

Гроссер должен был прибыть в полдень, а в лагере тогда было ещё очень раннее утро, точнее, время утреннего построения и проверки заключённых. Пленные стояли длинным колоннами в 4-5 рядов. У проверяющих был список с номерами заключённых и по этим номерам мы проверяли все ли на месте. Так как по прибытию в лагерь заключённый лишался всякого социального статуса и имени, номер – это всё, что у него оставалось.

Проверяющие ходили вдоль пленных, Рот вместе с другими представителями младшего офицерского состава стоял в этот момент в центре площади, на которой проводилась проверка. Вся проверка в нашем лагере занимала почти час.
- Герр комендант, - подошёл я со спины Рота со сжатыми за спиной кулаками, это было моей привычкой уже с давних пор, и встал рядом с ним. Тогда я был одет в свой плащ с фуражкой, потому что было уже довольно прохладно и пасмурно. – Что у вас здесь, всё в порядке? Пора бы заключённым уже приниматься за свою работу.
- Герр полковник, все пленные на месте. Сейчас осматривают последние несколько человек вон там. Каких-либо происшествий не замечалось, хотя сегодня ночью я снова приказал своим людям отвести одного чеха в подвал, - сказал он уверенно, немного повернув ко мне голову, но при этом следя за ходом проверки.
- Я давно заметил, что вам это доставляет особое удовольствие, уводить пленных по ночам, - сказал я утвердительно.
- Герр полковник, вы же понимаете, почему я это делаю. Тем более, что до этой ночи подобных случаев не было уже полторы недели. Я прекрасно понимаю, что нам необходима рабская сила. Кстати, я иногда замечал это и за вами. Ведь вы не станете отрицать, что и вам нравилось казнить их, - ответил он.

В этот момент на моём лице промелькнула странная ухмылка. До этого дня мне ещё никто не говорил подобных правдивых слов, что мне это нравится. На тот момент я даже на секунду не задумывался о том, правильно ли я поступаю и есть ли у меня право без причины убить того или живого человека, ни в чём, собственно говоря, не повинного. Я был обычным, самым простым офицером, которого именно так и воспитывали с детства.
- Знаете, герр полковник, что чувствует солдат Рейха, убивая пленного? – спросил Рот.
- Отдачу винтовки, - быстро ответил я.
- Точно! – ответил Рот, посмеиваясь.
- Герр майор, не забудьте, что необходимо ещё закончить все приготовления в конференц-зале. Через несколько часов должен прибыть Ларс Гроссер из Берлина с проверкой. По правде говоря, я не хочу, чтобы Вы особо заводили с ним разговор, - предупредил я Рота.
- Всё уже практически готово, полковник.
- Этот Гроссер… Он тот ещё ублюдок. Не уважает никого и ничего. Обычный плут, любящий вкусную еду, вино, женщин, только он ещё кровожаднее, чем ты. Адриан, хочу вас попросить, чтобы вы не заводили особых диалогов с ним. Дайте мне во всём разобраться. Он пробудет у нас два дня, поэтому старайтесь не показываться ему на глаза. Я почти уверен, что это он подставил Юнге, когда того снимали с должности адъютанта фюрера.
- Это очень громкое заявление, герр полковник. Вы не боитесь, что если о ваших словах узнают, вы можете пострадать? – спросил Рот.

Я взял небольшую паузу и хотел уже ответить маойру, как вдруг в этот момент было дано подтверждение, что все заключённые на месте. Мы с Ротом уже собирались уходить, но когда повернулись, то увидели, что из одного ряда выбежал маленький мальчик на вид лет десяти. Команды разойтись ещё не было, он просто взял и побежал в сторону. Тут же из другой колонны выбежала женщина, крича и подзывая мальчика. Это была его мать. Два надсмотрщика завели её обратно в колонну.

Я и Рот отправились за мальчиком, которого уже поймали. Адриан взял его за шкирку и с силой повёл в центр площади. Он бросил мальчика на землю и достал свой пистолет. Крики женщины доносились до меня, и я приказал привести её сюда же к нам. Она сразу обняла его со слезами и истерикой. Было ощущение, что она могла умереть даже просто от своей ужасной, дикой истерики и рёва. Её лицо покраснело от повышенного давления. Мальчик тоже обнял её, но он был на редкость спокоен.

- Я умоляю вас, прошу, не трогайте его, не надо! – выкрикнула женщина сквозь свои слёзы.
Она упала нам в ноги, но один из солдат пнул её в живот ногой в сторону. Она лежала практически без движения. В лагере была полная тишина, и можно было услышать даже пение птиц. Было ощущение, что лагерь просто вымер.
- Отведите женщину в её барак и накажите, как положено, - приказал я двум надсмотрщикам.
- Как быть с мальчиком, герр полковник? – спросил меня стоявший поблизости роттенфюрер.
- Скажите ему, чтобы он шёл обратно в свою колонну. Один, - выдержав паузу, сказал я тихо. Моя пауза продолжалась, я решил закурить.

Роттенфюрер поднял мальчика и толкнул его в сторону своей колонны, в которой также стояли и другие дети. Мальчик прошёл шагов 20. Он шёл тихо и медленно. Даже не знаю, о чём он думал на тот момент, а в этот момент Рот сказал мне:
- Герр полковник, разве так мож… - я прервал его и он не смог закончить предложение.

Я попросил Рота подержать мою сигарету, выхватил у одного из солдат штурмовую винтовку HK G36, которая разрабатывалась для армии страны, быстро развернулся и при полной тишине выстрелил одним выстрелом мальчику в затылок. Он упал, а эхо от выстрела всё ещё доносилось до нас.

Я отдал охраннику его винтовку, забрал у Рота сигарету, но, выкурив ещё всего один раз, бросил на землю.
- Ладно, отдавай приказ разойтись и пусть они принимаются за дело, пока я ещё кого-нибудь не захотел пристрелить, - вырвалось у меня. – Пойдём, Рот, у нас ещё много дел на сегодня, надо подготовиться, а вечером я приглашаю тебя к себе на праздник.
- А что за повод, герр полковник?
- Сегодня у моей жены, Эммы, день рождения. Я надеялся, что ты почтишь нас своим присутствием там, - с улыбкой предложил я ему.
- С радостью! – громко сказал Адриан. Однако тогда я ещё не представлял себе, что этот праздник может оказаться для меня началом конца, так как, к всеобщему удивлению, на него в будущем захотел пожаловать Гроссер.

@темы: Творчество

---

26.01.2013 в 21:55

Пишет  sverhpenguin:

Тушёная горбуша

Рецепт

1. Для начала подготовить 2 сковородки. Одна для горбуши, другая вот для чего: сначала необходимо потушить 3 луковицы вместо с небольшим количеством грибов. В принципе, вы можете на глаз определить достаточно ли вам будет их. Одной упаковки точно хватит. Их потушить в "соку" этих самых грибов, так как они по идее должны быть заморожены и размораживаться в процессе тушения.

2. Горбушу необходимо очистить изнутри. Внутри может оказаться красная икра. Можете найти рецепт, как правильно её засолить. Всё внутри вычистить и порезать на небольшие кусочки.

3. Следом надо приготовить соус из сметаны. Взять пачку сметаны, вылить её в миску, добавить воды и смешать. Необходимо, чтобы в сметане не осталось никаких комочков. Этим мы дальше будем заливать нашу рыбу.

4. После того, как наши лук и грибы будут готовы, надо выложить рыбу на вторую сковородку, сверху выложить лук и грибы, посолить по вкусу, поперчить и просто залить всё это нашим соусом из сметаны.

Поставить на плиту тушиться минут на 20-25. После приготовления сверху можно посыпать сыром, который сам расплавиться из-за горячей горбуши) Приятного аппетита)

---

Сегодня я проявил небольшую изобретательность в Скайриме.
По правде говоря, за те последние 2 часа, что я сейчас провёл в Свитках, я выполнил всего один побочный квест) Не приступил даже к основному пока что, хотя и дошёл до Вайтрана, но перед тем, как дойти туда, я обшарил довольно большую местность на западе, где много равнин, мамонтов и оленей. Мне повстречались парочка огненных атронахов. С первом я справился сам, а второго успел до менять завалить мамонт. Кстати, атронахи тут сделаны очень даже здорово.

В общем, я решил побегать по миру, взяв себе лук и пытаясь даже охотиться на этих самых оленей. Вообще-то, как оказалось пока, Скайрим - первая игра, в которой мне очень понравилось стрелять из лука) Не знаю почему, но даже когда я сражался со всякими бандитами, я доставал лук, вставал на высокий отступ над их лагерем или просто держался на расстоянии, но расстреливал. Благо в каждом отраде бандитов есть 1-2 лучника, так что достать новые стрелы не проблема. Я вообще ещё пока практически ничего не покупал там. Наверное это связано ещё и с тем, что меня напрочь отталкивает интерфейс в игре =_= Хотя я покупал зелья, но это всё.

А пока бегал, нашёл приличное количество всяких пещер или лагерей бандитов и просто зачищал местность в своё удовольствие. А в одной из таких пещер я и проявил изобретательность небольшую. Есть там такой Лагерь Чистых родников, в котором есть лагерь бандитов на поверхности и под землёй. С верхними я так и справился с помощью лука, убивая всех с отступа. Далее решил заглянуть в пещеру, которая была напичкана ещё бандитами и несколькими ловушками. Первый раз я попался во все ловушки и в итоге меня убили. И вот на следующий раз я придумал так, чтобы бандиты сами попали в свои ловушки, заставив их гоняться за собой. Ловушка первая была огненная, а внизу под ногами была натянута нить, которую если перейти, то сверху обрушиться огненная фигня. Когда зашёл в пещеру, я просто перепрыгнул нить, давая бандитам возможность побежать за мной. И они побежали, а я тем временем вернулся обратно, снова перепрыгнув нить ловушки) Благо искусственный интеллект не смог додумать тоже перепрыгнуть и перейдя через собственную нить, на них обрушилась их же ловушка) Коварный Сверхпингвин.

Остался только один бандит, и мне повезло, что он застрял в текстурах, у меня появилась возможность добить его XD так как жизней у меня было немного, а все зелья я уже выпил у других бандитов.

А вообще, пока что бегать просто так по локации мне понравилось пока что побольше, чем выполнять квесты, хотя я и пойду к ярлу.

А ещё я повстречал на пустой равнине одного ассассина из Тёмного Братсва, он первый напал на меня, ну и мне пришлось его убить, а потом я забрал у него одну записку, связанную с контрактом.

---

17.01.2013 в 14:30

Пишет  CulinaryCat:

Праздники прошли, но я не могу не поделиться с вами удачным рецептом. На самом деле пипаркоок - это традиционн­ое рождествен­ское эстонское печенье, которое пекут к Рождеству. Но в этот раз мы хотим познакомит­ь вас с другим вариантом этой выпечки. Pehme piparkook
(мягкий пипаркоок)­ - по текстуре похож на воздушный влажный пирог, очень ароматный за счет многообразия специй.

Pehme piparkook

275 гр муки
200 гр сахара
2/3 столовой ложки корицы
1 чайная ложка гвоздики
2/3 столовой ложки соды
щепотка соли
330 мл кефира
100 гр клюквенног­о варенья
60 гр растопленн­ого сливочного­ масла

Для покрытия:
150 гр мягкого творога
30 гр сливочного­ масла комнатной температур­ы
50 гр сахарной пудры
клюква

В отдельной миске смешайте все сухие ингредиент­ы. Добавьте кефир и перемешайт­е ложкой. Затем добавьте варенье и снова перемешайт­е вручную. В последнюю очередь добавьте остывшее растопленн­ое масло и снова перемешайт­е вручную. Застелите форму размером пергаментн­ой бумагой (если готовите не в силиконово­й форме), вылейте в нее тесто и запекайте в духовке при 200 С примерно 35-40 минут.
Коржу дайте немного остыть и в это время готовьте глазурь. Для глазури взбейте творог комнатной температур­ы вместе с просеянной­ сахарной пудрой и мягким маслом. Намажьте получившей­ся глазурью весь корж. Украсьте клюквой.